Я прокрался к окну гостиной, поднялся на крыльцо и забился в угол, прячась от тех, кто мог пройти по дороге мимо деревянной ограды, увитой плющом. Где-то вдали залаяла собака, смолкла и залаяла снова, желая проверить, не отзовется ли кто. Я с любопытством заглянул в окно.
И ничего не увидел.
Но не смог отвернуться.
Вот как они жили. Мисси и Майлз. Сидели на этом диване. Ставили чашки на столик у подлокотника. На стене висят их фото. Вон там их книги.
Приглядевшись, я заметил, что телевизор включен. Шел какой-то фильм.
Комната была чисто прибранной, и почему-то от этого мне стало легче.
Тут я заметил входившего Джону. И затаил дыхание, пока он подходил к телевизору. Потому что одновременно он приближался ко мне. Но ни разу не взглянул в мою сторону. Вместо этого он сел, скрестил ноги и как загипнотизированный уставился на экран.
Я прижался к стеклу, чтобы лучше его видеть. За последние два месяца он вырос, не намного, но заметно. Даже в этот поздний час он был не в пижаме, а в джинсах и рубашке. Я услышал его смех, и сердце едва не разорвалось.
Вслед за ним в комнате появился Майлз. Я отодвинулся в тень, не сводя с него глаз. Он долго молча стоял, глядя на сына. Лицо было замкнутым, непроницаемым… почти нечеловеческим. В руке он держал картонную папку. Волосы были взлохмачены, словно он ерошил их рукой.
Наконец он глянул на часы.
Я знал, что сейчас будет, и стал ждать.
Он что-то скажет своему сыну. Спросит, что тот смотрит. Или, поскольку день был будний, объяснит, что Джоне пора надеть пижаму и ложиться спать. Осведомится, хочет ли он молока или перекусить на ночь.
Ничего подобного.
Майлз просто прошел через гостиную и исчез в темном коридоре, словно вообще не заходил в комнату.
Через минуту я убрался оттуда.
И не спал всю ночь.
Глава 24
Майлз добрался до дома как раз в тот момент, когда Чарли подкатил к тюрьме, и первое, что сделал, – прошел в спальню.
Не для того, чтобы лечь. Вместо этого он вынул из шкафа спрятанную там папку.
Следующие несколько часов он читал, перечитывал и перелистывал страницы, изучая информацию.
Ничего нового. Ничего такого, что бы он пропустил.
Но все же оторваться было невозможно.
И теперь он знал, что искать.
Он не знал, сколько прошло времени, пока не зазвонил телефон.
Но Майлз не поднял трубку.
Через двадцать минут телефон зазвонил снова с тем же результатом.
В положенное время Джона вышел из автобуса и, увидев машину отца, помчался домой, а не к миссис Ноулсон. Он ворвался в спальню, потому что не ожидал увидеть отца так рано, и подумал, что они смогут чем-то заняться, прежде чем он пойдет гулять с Марком. Но увидел папку и сразу понял, что это означает. Хотя они перебросились несколькими словами, Джона почувствовал, что отцу необходимо остаться одному, и не стал ничего спрашивать. Вышел в гостиную и включил телевизор.
Солнце начало медленно клониться к западу. В соседских окнах зажигались рождественские огоньки. Джона снова заглянул к отцу, даже попытался заговорить с ним, но Майлз даже головы не поднял.
Джона поужинал хлопьями.
А Майлз по-прежнему изучал дело, набрасывая вопросы и заметки на полях, начиная с Симса и Эрла и необходимости заставить их дать показания. Перечитал страницы, относившиеся к допросу Отиса Тимсона, жалея, что его при этом не было.
Новые вопросы, новые заметки:
«Все ли городские машины, даже самые помятые, были проверены на свежие повреждения? Не мог ли преступник позаимствовать машину, и у кого? Не припомнят ли в магазинах запчастей, покупал ли Отис аварийный комплект? Где можно избавиться от поврежденной машины? Позвонить в другие отделы, пусть узнают, были ли за последние два года закрыты нелегальные авторемонтные мастерские. Допросить бывших владельцев. Если они что-то смогут вспомнить, заключить с ними соглашение».
* * *
Около восьми часов Джона зашел в спальню, одетый и готовый идти в кино с Марком. Майлз совершенно об этом забыл. Джона поцеловал его на прощание и убежал. Майлз снова уселся за документы, не спросив сына, когда тот вернется.
И даже не слышал, как вошла Сара, пока она не окликнула его из гостиной:
– Кто-нибудь дома? Майлз… ты здесь?
Только когда она появилась на пороге, Майлз внезапно вспомнил, что у них назначено свидание.
– Не слышал, как я стучала? – удивилась она. – Я едва не замерзла до смерти, ожидая ответа. И наконец просто сдалась. Ты забыл о моем приходе?
Он поднял голову. Заметив его рассеянный, отрешенный взгляд, она встревожилась. Да и волосы выглядели так, словно он все это время их ерошил.
– Ты в порядке? – спросила она.
Майлз снова зашуршал бумагами.
– Да… конечно… я просто работал… прости… утратил представление о времени.
Она узнала папку и недоуменно подняла брови:
– Что случилось?
При виде Сары Майлз сообразил, до чего же устал. Шея и плечи затекли, а ощущения были такие, словно он покрыт тонким слоем пыли.
Майлз потер лицо ладонями и взглянул на Сару сквозь пальцы:
– Сегодня был арестован Отис Тимсон, – коротко бросил он.
– Отис? За что? – спросила она, но тут же, что-то поняв, громко втянула воздух. – О, Майлз! – прошептала она, инстинктивно шагнув к нему.
Майлз, у которого все тело надсадно ныло, встал, и она крепко обняла его.
– Уверен, что сможешь это вынести?
И тогда все, что ему пришлось вынести за этот день, нахлынуло с новой силой. Смесь неверия, гнева, раздражения, ярости, страха и усталости стократно усилила ощущение потери, и Майлз, впервые за все время, отдался этому ощущению. Стоя в этой комнате, в кольце рук Сары, Майлз сломался, и слезы хлынули с такой силой, словно он никогда в жизни не плакал.
Когда Чарли вернулся в участок, Мадж уже ждала его. Ее рабочий день заканчивался в пять, но она осталась еще на полтора часа, чтобы поговорить с шефом. И сейчас стояла на парковке, скрестив руки и плотно запахнув ворот длинного шерстяного жакета.
Чарли вышел из машины и стряхнул со штанов крошки. На обратном пути он успел перехватить бургер с жареной картошкой и запить все это чашкой кофе.
– Мадж? Что ты здесь делаешь?
– Жду вас, – процедила она. – Видела, как вы подъехали, и хотела потолковать. Подальше от посторонних ушей.
Чарли схватил с сиденья шляпу, считая, что на улице слишком холодно. Да и волос у него осталось слишком мало, не греют голову.
