Лом запечалился и с томлением посмотрел на меня.
— Дурачок ты, — улыбнулась я, притянула его за уши
и поцеловала. — Разве я не говорила, что тебя люблю?
Лом уткнулся в мои колени и запел:
— Ладушка, солнышко, девочка моя… прости. Это все
ревность проклятая, сам извелся и тебя мучил…
— То-то, прости… — сказала я. — Пожалуй, я не
меньше тебя виновата. Надо было сразу сказать, что Димка объявился, а я тебя
рассердить побоялась, и вот результат… видишь, к чему недоверие приводит?
Теперь никаких секретов друг от друга.
— У меня их сроду не было, — обиженно заявил Лом и
с некоторой настороженностью уставился на меня.
— И у меня не будет, — заверила я.
— Честно? — спросил он.
— Век свободы не видать…
* * *
В семействе воцарились мир и спокойствие, а следствие зашло
в тупик. Кто убил Димку, оставалось тайной. На его похоронах я не
присутствовала. Заявись я, и Димкина мать, пожалуй, устроила бы скандал.
Димка был наполовину евреем, наполовину атеистом, хоронили
его без священника, оттого Танька отказалась присутствовать на церемонии.
На третий день после похорон я решила съездить на кладбище
и, памятуя недавние клятвы, честно призналась в этом мужу. Он вызвался меня
сопровождать.
— С чего это вдруг? — удивилась я.
— Так, — пожал он плечами. — В конце концов,
он Аркашин сын, а мы с Аркашей долго… дружили.
Думаю, муженьку просто хотелось убедиться, что я не начну
заламывать руки в тоске и отчаянии по бывшему возлюбленному. Рук я не
заламывала, а проявила любопытство. Если Димку убил не Лом, как я думала, и не
я, как думал Лом, то кто? Кто-то, кому он открыл дверь, пустил в номер и
позволил трижды в себя выстрелить. Большого количества кандидатов на эту роль
не набралось, поэтому спустя пару меcяцев, когда страсти поутихли, дело было
закрыто и все потихоньку улеглось, я спросила Таньку, когда мы с ней сидели в
кафе, ели мороженое и благодушествовали.
— Кто убил Димку? — спросила я, как бы между
прочим, вскользь и без особого любопытства. Танька нахмурилась, сморщила нос и
отвернулась. — Ну?
Подружка тяжко вздохнула:
— Я, конечно.
— Зачем?
Танька пожала плечами:
— Испугалась. Как говорится, старая любовь долго не
забывается. Ты женщина сердечная, разжалобить тебя несложно. Навыдумывала бы
разного дерьма и сбежала с этим мальчишкой. Конечно, позднее поняла бы, что
дурака сваляла, но… Не могла я тебе позволить сделать глупость.
— Ясно. Хороша подруга.
— Ладно, — отмахнулась она. — Димка мертвый,
я живая, а если любишь — простишь. Так, что ли?
— Так. Но ведь не ты стреляла, верно? Не могла же ты
быть такой дурой, чтобы пойти и самой его убить. Даже при всей любви ко мне…
— Само собой. Стрелял Вовка…
Я все-таки подавилась мороженым. Танька постучала меня по
спине, ворчливо заметив:
— Поаккуратнее…
— Спасибо… Неужто Вовка дружка убил?
— А куда ему деться? — Она вздохнула.
— Да-а-а, — покачала я головой, — никому
верить нельзя.
— Почему? Я верю тебе, ты — мне, а остальным, пожалуй,
и в самом деле ни к чему.
* * *
В самом начале лета, в субботу, ранним утром, когда
нормальные люди еще спят и просыпаться не собираются, к нам ворвалась Танька. В
дверь звонили нагло и настойчиво, муженек слабо пошевелился и сказал:
— Гранату бы…
Мне стало жаль его, и я прошептала:
— Не просыпайся, я открою, — и потопала в коридор,
придумывая, что бы такого сказать Таньке. В том, что в дверь звонит она,
сомнений не было.
Подружка выглядела такой очумелой, что все подготовленные
слова где-то потерялись, а я только и смогла спросить:
— Что?
— Вчерашнюю газету видела? — пробормотала Танька.
— Какую?
— О господи… — Она полезла в сумку и достала газету.
Выходила она в нашем городе по пятницам, вчера я ее просматривала и не нашла
ничего особенного, в общем, не стоило по-дурацки врываться в мое жилище и
поднимать людей в такую рань. Что-то вроде этого я и сказала Таньке. Она
затрясла головой и ткнула пальцем в раздел «Происшествия». Заметка была
маленькой, вчера я на нее не обратила внимания. В ней говорилось, что вечером 7
июня гр. М., находившийся под воздействием наркотиков, изнасиловал
несовершеннолетнюю А., при этом жестоко избив девочку. В тяжелом состоянии она
доставлена в больницу, М. с места преступления скрылся и в настоящее время
разыскивается милицией.
Я поморщилась и сказала:
— Ты знаешь мое мнение насчет наркоты.
— Знаю, Ладушка, знаю, — пританцовывая рядом, заверила
Танька. — Как ты думаешь, что это за девочка, скромно обозначенная буквой
А?
— Понятия не имею, но, судя по тому, что ты выглядишь
совершенно ненормальной, это что-то интересное.
— В самую точку, Ладушка. Это Ася Астахова. —
Сначала я даже не поняла, и только когда Танька с довольной ухмылкой прибавила:
— Единственная дочка Станислава Федоровича, — я
сообразила, что речь идет о нашем основном противнике.
— Ты это серьезно? — с некоторым сомнением
спросила я.
— Конечно. Проверила, все так и есть. Девочка сейчас в
областной больнице, состояние тяжелое. Жена Астахова, кстати, тоже в больнице,
у нее со здоровьем всегда были проблемы, а здесь такое горе… В общем, инфаркт.
Астахов мечется между больницами и молит бога, чтобы тот не оставил его вдовцом
и не лишил дочери.
— Этот М., кто он, дружок девочки?
