Лом подъехал через полчаса, я увидела его из окна и с
облегчением вздохнула. Но из машины он выходить не стал, посидел в ней минут
пятнадцать и медленно тронулся с места. Это было вовсе ни на что не похоже.
Бегом я бросилась к своей машине и стрелой вылетела со двора. Лома заметила
сразу, он ехал медленно, по правой стороне и вроде бы никуда не надеялся
приехать. Я пристроилась за ним, пытаясь понять, что он затеял.
Он остановился возле парка. Вышел из машины, хлопнул дверцей
и побрел по аллее, запахнув куртку и слегка поеживаясь. Я поставила свою машину
и вошла в парк. Лома обнаружила не сразу. В одной из тихих аллей он сидел на
скамейке, курил, задумчиво глядя перед собой и мало что видя вокруг. Меня он
точно не видел, хотя я стояла метрах в пяти от него. Ломик вздохнул, отбросил
одну сигарету и сразу же закурил другую. Мне стало ясно: он страдает. Не
выдержав такого зрелища, я направилась к мужу. Наконец он меня заметил, поднял
голову, вроде бы удивился. Я села рядом и взяла его за руку.
— Почему не пошел домой? — спросила тихо.
Он пожал плечами:
— Хотел прогуляться.
— Я бы с удовольствием поехала с тобой. — Ломик не
ответил, а я, помолчав, спросила:
— Что случилось? Ты меня больше не любишь?
Сигарету он отбросил, очень серьезно посмотрел на меня и
заявил:
— Я тебя люблю. Любил и буду любить. — Поднялся,
протянул руку и сказал:
— Ладно, пошли домой.
— Гена, — торопливо залепетала я, ухватившись за
его локоть, — ни о чем не беспокойся. Я говорила с Костей, он все сделает.
В тюрьму ты не сядешь.
— Я тюрьмы не боюсь, — усмехнулся Лом, глядя на
меня насмешливо и как-то странно. — И сяду, если понадобится…
— Что за глупые мысли, — возмутилась я. —
Выброси их из головы. Даже если ты убил…
Он вдруг засмеялся. Это было неожиданно, и я растерялась.
— Что тут смешного? — спросила, а он мне сказал:
— Ты чего передо мной комедию ломаешь? Перед остальными
пожалуйста, а передо мной не надо…
И что я должна понять?
— Гена, — попыталась я еще раз, — ты ведешь
себя странно. Ты не хочешь обсудить проблему и… кой черт ты постоянно
долдонишь, что готов сесть в тюрьму? — не выдержала я.
Он хохотнул и сказал с тигриной лаской:
— Я готов. Я сидел и точно знаю, что тюрьма — не сахар.
И уж тебе там точно не место.
— Мне? — опешила я и наконец начала кое-что
соображать. — Ты считаешь, что я убила Димку?
Лом дернулся, отвел глаза, потоптался на месте и облизнул
губы.
— Ты так считаешь? — повторила я. Он нахмурился. —
Господи боже, но почему? — Теперь я почти кричала.
— Потому что все сходится, — неохотно ответил
Лом. — Мне кто-то позвонил и про Димку сказал, подленько так, со смешком.
Я поехал домой, тебя не было, стал тебя искать. Танька на звонки не отвечала, и
ты тоже. Тут мне стало ясно, кто накануне тебе звонил и почему ты вела себя так
по-дурацки. Я поехал в гостиницу, понял, что ты там, со своим щенком.
— В номер поднимался? — испуганно спросила я.
— Нет. Я с облегчением вздохнула, но тут же усомнилась.
— Почему? Это на тебя не похоже…
— Боялся я, Ладушка, — сказал он и глаза
отвел, — увидеть тебя с этим… тогда уже не переиграешь. А так… может, смог
бы справиться, не думать то есть…
— Ты решил, что я к нему поеду? — вытаращила я
глаза. Из этих самых глаз по щекам покатились слезы, самые горькие за всю мою
сознательную жизнь. Увидев, что такое делается с моими глазами, муженек затих и
нахмурился, а я сказала:
— Как ты мог подумать такое?
— А что я должен был думать? — разозлился Лом.
— Господи… как ты мог? — покачала я головой.
— Ты была там? — теряя уверенность, спросил
муженек.
— Конечно, нет.
— Ты наврала, что Костя с Танькой сидели у нас, тебе
нужно было алиби…
— Я думала, что алиби нужно тебе.
Ломик сел рядом и, сграбастав мои руки, спросил:
— Постой, Ладушка, что-то я ничего не понимаю. Это не
ты его убила?
— Я? — У меня едва глаза не выскочили. — Как
тебе это в голову пришло?
— Ну… я подумал, вы могли разругаться, он сболтнул
что-то или ударил тебя, и ты… а потом испугалась и мне не решилась сказать,
ведь пришлось бы объяснять, что ты там делала…
— Полный бред, — покачала я головой. — Мне
даже в голову не пришло ехать в гостиницу. Я действительно боялась сказать
тебе, что он пожаловал, все прикидывала, как половчее от него отделаться. Он
позвонил, хотел, чтобы я к нему приехала. Делать этого я не собиралась и
отправилась на шейпинг.
— О господи, — простонал Лом и даже за голову
схватился. — Конечно, ведь была среда… а у меня из головы все вылетело. Я
ж тебя везде искал, а потом сидел возле гостиницы, ждал, когда ты выйдешь.
— Для кого мое расписание висит на холодильнике? —
вздохнула я. — Сколько неразберихи из-за того, что я побоялась сказать
тебе правду. — Я заревела, теперь уже без горечи, а скорее от счастья, и прижалась
к мужу. Он меня обнял и торопливо стал целовать. Несколько дней молчания вконец
его доконали, теперь он не мог остановиться.
— Сидел я в машине, как дурак, минут тридцать, потом не
выдержал, позвонил Саиду. Велел послать кого-нибудь в номер. Не входить, чтобы
потом разговоров не было, а просто стукнуть там или еще чего… ну, чтобы ты
испугалась и домой бросилась, а Саиду доложили, что в номере покойник. Я велел
там все убрать, боялся, как бы ты чего не оставила. Ну и решил, если менты тебя
зацепят, в общем…
— Ясно, — кивнула я. — А нельзя было со мной
поговорить?
— Нельзя, — обиделся Лом. — Поначалу я думал,
что парни труп тихонько вывезут и говорить ни о чем вообще не придется. Но все
как назло: в гостинице полно народу, тут еще менты пожаловали с каким-то
рейдом. А дура-горничная зачем-то в номер поперлась. Одно к одному…
— Ты должен был со мной поговорить, — покачала я
головой.
— Да не мог я с тобой говорить. Душу жгло, хоть волком
вой, все думал: явился щенок, и ты к нему побежала, разом забыв, что между нами
было…
