Она позвонила в субботу, около двенадцати. Звонок прогремел
в пустом доме как иерихонская труба. Я была в ванной и, заслышав его, кинулась
в чем мать родила в холл. Но по дороге опомнилась и стала терпеливо ждать.
После четвертого звонка телефон стих. Я вернулась в ванную, выключила воду,
накинула халат художника Петрушина и вернулась в холл. Телефон, как и положено,
ожил через пять минут. Четыре звонка. Я села в кресло и уставилась на него. Еще
через пять минут, лишь только сигнал прозвучал, сняла трубку. Танька
захлебывалась от счастья.
— Ладка, сработало, век свободы не видать… Баксы у
соседки в газовой плите, в духовке то есть. Ключ от квартиры я на всякий случай
в почтовый ящик бросила, к нему мой ключ подходит.
— Заткнись, — перебила я радостное
повизгивание. — Как Аркаша?
— Гневался. Ребятки, натурально, следили. Думаю, сейчас
двигают к свалке на двух «БМВ», то есть по всем правилам ведут наблюдение. Пора
тебе в парке объявиться…
— Танька… — поеживаясь, начала я, но она меня перебила:
— Хорош канючить, победе радоваться надо. Кати в город,
но осторожность соблюдай: раньше времени тебя найти не должны.
Она повесила трубку, а я стала торопливо собираться. Мне не
терпелось покинуть дачу, хоть и было страшновато. Аркаша не дурак и все наши
хитроумные замыслы вполне мог разгадать. Что последует за этим — предугадать
нетрудно. Особого оптимизма такие мысли не внушали. Но Танька права: волков
бояться — в лес не ходить.
Песково я опять-таки покинула пешком, через сад, задами
вышла на объездную дорогу и остановила машину. Погода, кстати, была солнечной,
плащ мне пришлось держать в руках. Я села в потрепанные «Жигули», и лысый
дядька отвез меня в город на улицу Мира, отсюда до парка Пушкина три остановки
троллейбусом. Собственно, в парке мне делать было нечего, но план есть план, и
менять его не стоило.
Я посидела на скамейке минут десять, поглядывая на редких
прохожих, и вернулась к остановке, где заприметила телефон.
Аркаша был в конторе, трубку снял сам.
— Аркаша, — сказала я и заревела с перепугу,
потому что гениальный там замысел или нет, а голов-то мы вполне могли лишиться.
— Ладушка? — ахнул мой друг бесценный. —
Жива? Где ты?
Не уловив в интонации ничего подозрительного, я шмыгнула
носом и сказала:
— Господи, дай сообразить, голова кругом… Я возле парка
Пушкина, на остановке… Они меня в парке оставили… велели в повязке сидеть…
Аркашенька… — Я зарыдала еще громче, а он забеспокоился:
— Ладуль, радость моя, не плачь… Жива-здорова, и слава
богу, потом разберемся… Я сейчас пошлю кого-нибудь… Жди. Сам бы поехал, да
веришь ли: сердце прихватило, не могу подняться.
— Я приеду, Аркашенька, возьму такси и в
контору, — запела я.
— Нет, подожди пару минут, ребят пошлю…
Я еще раз всхлипнула и повесила трубку. Если старый змей не
прикидывается, наша проделка сошла с рук… Радоваться раньше времени штука
опасная, и потому до встречи с Аркашей я решила с восторгами повременить и
паслась неподалеку от остановки с постным выражением лица, выжидая, кто из
ребят подъедет. Только бы не Лом. Видеться с ним мне совершенно не хотелось, а
после такого дела и вовсе ни к чему. Начнет вопросы задавать, да все с
ехидством, и неизвестно, что из этого выйдет. С Аркашей проще, поплачу,
расскажу историю. Тем более что и рассказывать особенно нечего. Глаза завязали,
в машину посадили, в парк привезли… В этот момент кто-то налетел на меня сзади,
перед глазами мелькнула ладонь с выколотым на ней якорем и стиснула мне рот. Я
слабо охнула, колени подогнулись, и я вознамерилась осесть на асфальт. Но
сделать мне этого не позволили: кто-то очень решительно подталкивал меня сзади.
Так и не успев понять, что происходит, я через несколько секунд оказалась на
заднем сиденье машины в компании четверых здоровячков. «Господи Иисусе, —
мелькнуло в голове, — неужто старый змей по телефону притворялся, хитрости
наши давно раскусив?» Мне стало нехорошо, я тяжко вздохнула и слабо
пошевелилась, разглядывая парней в машине. Никого из них я раньше не видела, и
меня это насторожило. Тут тип, сидевший впереди, повернулся ко мне, а я глухо
простонала: вот его-то увидеть я вовсе не ожидала. Сердце у меня куда-то
подевалось, я замерла, испуганно глядя на дорогу, боясь пошевелиться и
обеспокоить здоровячка справа. Ехали молча, но мне и без разговоров было ясно,
к кому угораздила меня нелегкая попасть в руки. Впереди сидел псих по кличке Мясо,
и служил он у Ленчика палачом. Мне довелось увидеть его лишь однажды, но
впечатление он произвел сильное. Репутация у парня была такая, что, увидев,
забыть его трудно. Я разом вспомнила все рассказы о его подвигах и захотела
упасть в обморок… Боже ты мой…
Я попыталась сообразить, что мы должны Ленчику… Много чего.
Он, конечно, очень сердит, и на ласковый прием рассчитывать не приходится. С
Танькой мы изрядно потрясли Аркашу, весьма некстати, надо сказать. Еще вопрос,
захочет ли он что-то для меня сделать. Если я и смогла сохранить кое-какие
остатки оптимизма до этой минуты, то сейчас они исчезли безвозвратно.
Между тем мы затормозили возле облезлой девятиэтажки.
— Ну вот и приехали, Ладушка, — ласково сказал
Мясо, которого по-настоящему вроде бы звали Сашкой, и плотоядно мне улыбнулся:
— Выходи.
— Подожди секунду, — попросила я. — Дай
отдышаться.
— Ты, Ладушка, не мудри и меня не волнуй. Пойдем,
маленькая, прогуляемся.
«Чтоб ты сдох», — хотелось сказать мне, но открывать
рот я поостереглась и поплелась к подъезду следом за ним. Двое парней увязались
с нами, а еще один, тот, что сидел за рулем, отбыл восвояси. Мы поднялись в
лифте на пятый этаж. Я смотрела в стену перед собой, боясь пошевелиться. Парни
выглядели довольными, а про Мясо и говорить нечего. Он взирал на меня,
прицениваясь, и уже слюну пускал. Если Аркаша не пошевелится, завидовать мне не
придет в голову даже идиоту.
Мясо открыл дверь, и мы вошли в трехкомнатную квартиру. Я
затравленно огляделась. Квартира явно нежилая. Это плохо. С другой стороны,
приниматься за меня сразу и всерьез они не должны, значит, кое-какой шанс все
же есть. Так, не шанс даже, а шансик. Ленчик отсутствовал, и меня это не
порадовало.
— Проходи, Ладушка, — пропел Мясо, скаля золотые
зубы. Работа у него нервная, тяжелая, и своих он давно лишился.
Я оказалась в совершенно пустой комнате, правда, с балконом,
сейчас он был закрыт, а жаль, могла бы заорать «караул», глядишь, кто-нибудь да
услышит… Мясо меня за плечи обнял и под подол полез.
— Убери руки, гад, — сказала я, — не то нажалуюсь.
