— Ну… — туманно как-то сказала Танька. —
Интересно. Дом старый. Вадим, то есть художник-то, говорит, что здесь молельня
была, какие-то сектанты собирались, вот и нарыли. Врет, поди… А все равно
занятно… Хочешь взглянуть?
— Не хочу, — хмуро ответила я.
— Настроение плохое, — кивнула Танька, — я понимаю.
Аркашка подлец, и, по справедливости, его бы наказать надо.
— Надо, — усмехнулась я.
— Для Аркашки самое большое наказание — бабок лишиться.
— Лишился он бабок, и что? Нам-то от этого радости
мало, коли даже попользоваться не можем.
— Моральное удовлетворение, — пожала Танька
плечами. — Опять же, время придет — попользуемся.
Я подозрительно покосилась на нее. Танька помолчала немного,
мечтательно глядя в угол, и сказала:
— Я как этот подвал увидела, так всю ночь не спала. Все
думала, до чего ж место идеальное.
— О господи, — вздохнула я. — Для чего
идеальное, картошку хранить?
— Не-а. Вот, к примеру, мы бы решили кого-нибудь
похитить с целью выкупа. Лучшего места, где человека держать, просто не
придумаешь. Искать будут, не найдут.
— И кого ты похищать собралась? — усмехнулась
я. — Аркашу?
— Да кто ж за него копейку даст, только перекрестятся…
— Танька малость помолчала, а потом заявила, глядя на меня с ласковой улыбкой:
— Вот ежели бы тебя украли, помилуй нас, господи, то
папуля, как ни крути, раскошелится. Не может он забыть твоих прелестей,
тоскует…
Я кашлянула и сказала недоверчиво:
— Чего ты городишь? Кто меня украдет, и на кой черт?
— А мы и украдем, то есть похитим. С целью выкупа. У
меня и план есть.
— Ты, Танька, дура, прости господи. Да нам башку
оторвут.
— Ну, по сию пору не оторвали, может, и доживем до
старости… Скучно, Ладушка, и подлеца Аркашку наказать бы стоило…
— Танька, — укоризненно сказала я, —
похищение с целью выкупа — самое опасное преступление. В том смысле, что на
каждом этапе завалиться проще простого…
— Так мы ж не дуры какие… Прикинь. Ты отбываешь на дачу
и сидишь там тихохонько. Ночью вполне можешь на улицу выйти, воздухом подышать.
Замок на двери висеть будет, а ты потайным ходом. А днем в подвале посидишь,
наберешь книжек побольше. Ты ж читать любишь…
— Да не в этом дело, — поморщилась я. —
Требование о выкупе как-то надо передать. Твой голос узнают, а брать в дело
третьего — опасно.
— А и не надо никакого третьего. Письмецо напишем
старым анонимным способом: вырежем буковки из газетки и на бумажку наклеим. Ты,
кстати, и займешься, делать тебе в подвале все равно нечего.
— Глупость несусветная… Ну ладно. Допустим, письмо
составили, и Аркаша заплатить решил. Деньги надо как-то получить. Аркаша за копейку
удавится. Значит, за деньгами приглядывать будут, и мы, две умницы, сгорим во
время передачи.
— Еще чего, — фыркнула Танька, — может,
Аркаша и не дурак, но и мы не вчера на свет родились. Поставим условие, что
деньги передаю я.
— Допустим. Но за тобой следить будут.
— А мне что? Лишь бы им в радость. К нашей помойке
мусорка подъезжает ровно в восемь.
— Чего? — не поняла я.
— Мусороуборочная машина, — терпеливо пояснила
Танька. — Никогда таких не видела? Далее она следует по проспекту до
пересечения с улицей Погодина. Там прихватывает последние контейнеры. Я сегодня
за ней покаталась. На Погодина она приезжает где-то в 9.45. Улавливаешь?
— На что тебе мусор? — запечалилась я. — Чем
у тебя вообще голова забита?
— Ладно, ты без денег нервничаешь, оттого туго
соображаешь. В письме напишем, чтоб деньги упаковали в кейс, который, само
собой, повезу я. Кейс надо оставить в контейнере на улице Погодина, где-то в
9.40. Подъезжает мусорка, контейнер забирает и далее следует на свалку.
Мальчики Аркаши следуют туда же. Если и смогут кейс найти, то, само собой, уже
пустой. Пусть голову ломают, куда и как деньги по дороге ушли. Кстати, сегодня
шофер с этой самой мусорки завтракать заезжал, в кафешку на Савельевской.
Народу там всегда тьма, машины впритык стоят. Жует дядька не торопясь, где-то с
полчаса. Аркашины мальчики потоскуют, к тому же со стороны все это выглядит
подозрительным. Когда и в какой момент деньги из-под носа увели, сообразить
будет трудно. Я засмеялась.
— Так… Ты, конечно, прихватишь второй кейс. Пустой
выбросишь в контейнер, а с денежками спокойно махнешь домой?
— Конечно.
— А если проследят? — напомнила я.
— Но не до двери квартиры. У меня соседка в отпуск
уехала, ключ от своего жилища мне оставила. Зайду к ней, оставлю деньги, пусть
полежат маленько…
— Кейс у тебя в руках заметят, — нахмурилась я.
— Повешу мешок на шею, плащ надену, белый, трапецией.
По дороге деньги из кейса придется быстренько в мешок переложить. Купюры надо
требовать крупные, чтоб долго не возиться. Парни близко подкатить не рискнут,
так что при известной ловкости провернуть это нетрудно…
— Они могут проверить кейс после того, как ты бросишь
его в контейнер, — сказала я.
— Вряд ли, опасно.
— Его может увидеть шофер мусорки.
— Рискнем. Хотя контейнером он особо не интересуется.
— А если Аркаша заявит в милицию?
— Это тоже вряд ли… Врагов у него полно, он гадать
начнет, кто из них ему свинью подложил.
— Он может не дать ни копейки… — нахмурилась я.
— Как же… слабо старичку. Любовь, она дорогого стоит, а
последняя и вовсе бесценна. Раскошелится.
— А я что рассказывать должна?
— Шла по улице, подскочили двое, затолкали в машину,
глаза завязали, куда-то привезли. Держали вроде бы в подвале, еду приносили,
когда свет выключали, на пол ставили. Потом в масках вошли, опять глаза
завязали, вывели и в машине повезли куда-то. Велели до ста сосчитать. Повязку
сняла, сижу на скамейке в парке Пушкина. Времени продумать всякие детали у тебя
будет сколько угодно. Ну?
— Исключать милицию нельзя, — покачала я головой.
— Аркаша будет держать меня в курсе. Перепугается, гад,
наболевшим начнет делиться.
— Засыпаться — раз плюнуть.
