Позже это назвали модным словечком интроверт.
– Что-то не так? – иногда встревоженно спрашивал муж.
«Все так. Все хорошо. Да нет, все прекрасно. Так прекрасно, что и подумать страшно! Просто я… Странная, да. Для самой себя странная. Но все хорошо. Ты мне поверь».
Но это все – про себя. Вслух не решалась.
Однажды свекровь сказала:
– Никуша! У тебя ведь совсем нет подруг. Я понимаю, ты страшно занята. Но все же. Подруги – это такая отдушина, такая наша бабская радость. Поболтаешь порой – и все как рукой снимет!
– Подруга была, – тихо сказала Вероника, – но… Ее больше нет.
– Поссорились? – удивилась свекровь. – Ты же вроде такая у нас… неконфликтная.
– Она умерла, – одними губами промолвила Вероника. – В смысле – погибла. Трагически.
– Бедная ты моя! – вздохнула свекровь. – Еще и это! – А потом предложила: – А ты подружись с Тусей! Вы почти ровесницы, Туся – прекрасная девочка, умница, всезнайка. Пройдитесь вечером по поселку, подышите воздухом. Поболтайте о том о сем. Мне кажется, вместе вам будет неплохо.
Туся – дочь соседей по даче и приятелей Веры Матвеевны. Милая, симпатичная особа. Отказать свекрови неудобно, и как-то вечером они пошли погулять. Туся оказалась любопытной болтушкой – расспрашивала Веронику про отношения со свекровью, про жизнь с Вадимом.
Вероника, не привыкшая к откровениям, от расспросов старалась уйти, и очень скоро ей захотелось сбежать от назойливой Туси. Но пока дошли до калитки, Туся успела выложить, что в Вадика были влюблены все девчонки поселка. Что он был влюблен в Каринку Арутюнову, ах, была там любовь!.. И даже с ней, с Тусей, они целовались – не подумай ничего дурного! Всего пару раз, да и то лет в тринадцать. И как тебе удалось его подцепить? – искренне удивлялась она.
Вероника что-то пробормотала, что не очень устроило любопытную Тусю, и наконец сбежала. Туся разочарованно смотрела ей вслед. Потом вздохнула и пошла домой. Жена Вадика ее в очередной раз здорово разочаровала.
– Не сложилось у вас с Тусей? – спросила свекровь. – Вижу, что не сложилось. Ну и ладно! Так – значит, так.
А у мужа она однажды спросила про Карину. Он удивился:
– А тебе откуда известно? – А потом рассмеялся. – Да глупость какая, первая любовь! И потом – Каринка давно замужем и живет, между прочим, в Австралии.
Потом пожалела, что спросила. Дура, конечно. Неуверенная в себе дура. Вот, собственно, все.
А ревновала ведь. Ревновала!
* * *
Женя стояла у окна. На улице было красиво. Потому что солнце. Такой редкий по нынешним временам гость. Особенно в апреле. Все москвичи давно привыкли к низкому, свинцовому небу. Снегу было совсем мало, но тот, что лежал – черными, грязными горками, – никак не желал таять. Но все равно чувствовалась весна. По запаху, что ли? Хотя какой в Москве запах… Смешно.
Она услышала, как хлопнула входная дверь. Дашка!
Женя вздохнула и пошла в коридор. Дашка скидывала сапоги и чертыхалась.
– Вот, посмотри! – сказала она и подняла с пола сапог. – Смотри, как делают! – От обиды она чуть не плакала. – Мам, ведь почти двести долларов! И такие удобные! Блин!
– Да, гадость, – согласилась Женя.
Обувь пропадает за сезон. Покупать дорогую совсем нет смысла. А что делать?
– Есть будешь? – спросила мать.
Дашка кивнула.
– А папа? Дома?
Женя показала глазами на дверь.
– А Машка? Звонила? – снова спросила дочь.
Женя только махнула рукой.
Никита от ужина отказался. Женя сидела напротив дочки и смотрела, как она ест.
«Развалилась семья! – с тоской подумалось ей. – Была – и нет. Маруськи нет, Никиты тоже. Маруськи нет физически, а Никиты… да тоже физически, считай. Хотя он лежит в соседней комнате. Остались мы с Дашкой. Две бедные, заброшенные девочки. Да и Дашка скоро слиняет. Наверняка. На черта ей эта похоронная обстановка, вечные претензии, скандалы, попреки, недовольства.
Уйдет, например, к подруге Инке – у той своя квартира, и она давно ее приглашает. Или закрутит роман и поселится с бой-френдом. Сейчас это модно – проверить друг друга на прочность. Так привыкают, что в ЗАГС идти не хотят. Зачем лишние хлопоты и лишние траты? А может, правы? Не будет разводов и всяких дележек имущества.
Только вот хочется увидеть родное дитя в свадебном платье с букетом цветов. Хочется накрыть стол, выпить шампанского и сказать тост. Мудрые слова мудрой женщины – берегите друг друга! Прощайте. Будьте терпимы к слабостям. Доверяйте друг другу. И еще – будьте жалостливы и милосердны. Брак ведь такая штука… Никак без терпения и милосердия. Вы нам поверьте! Просто так, на слово. Потому что у нас, извините, опыт. И не всегда положительный, кстати. Увы…
Хотя, нет, последнее говорить точно не нужно.
Дашка ела торопливо, громко причмокивая.
– Дашка! – поморщилась Женя. – Ну ты как свиненок!
Дашка махнула рукой.
– Да ну! Дай расслабиться, мам. Хотя бы дома.
Никита вышел из комнаты и заглянул в кухню. Молча кивнул дочери и вышел вон.
Дашка посмотрела на мать. Обе снова вздохнули.
Женя вымыла посуду и ушла к себе. Точнее, в семейную спальню. Где теперь она осталась одна. В целом – неплохо. Спокойно. И легче уснуть. Но…
На сердце такая тоска! И такая тревога. Она набрала Маруськин мобильный. Тишина. Десять звонков и – полная тишина! Какая дикая манера – не брать трубку. А потом она преспокойненько скажет, что просто не слышала. Не слышала, не видела пропущенные звонки. Была чем-то занята, не могла оторваться.
Что я сделала не так? Когда? Что упустила? Или – проклятые гены? И воспитание тут ни при чем? Гены, как тяжелый невод, тащат вниз – куда от них деться? И она совсем не виновата, ее девочка. Просто так на роду написано – быть такой. Да ладно! Бред. Какой «такой»? Что она, Женя, накручивает? Маруська не наркоманка, не пьяница, не воровка. Да, было однажды, но… С детьми ведь это бывает? Да, непослушная. Дерзкая, упрямая. Просто… другая. Другая и все! Совсем не такая, как Дашка. Да и не обязана она быть такой, какой хотят ее видеть другие. Но Женя была уверена – ее, мать, она любит. И любит сестру.
Как неожиданно все развалилось. Как быстро, незаметно, почти мгновенно! Вчера была семья, а сегодня вот нет! Ни семьи, ни любви. Ничего. Он в кабинете, у себя. Она – у себя. Их вместе теперь нет. Она свободна: к подружкам – пожалуйста! В кино – да иди. В отпуск – куда тебе нравится. Только одна, без меня. Мне это все просто неинтересно. С тобой, без тебя… И еще – пожалуйста! Оставь меня в покое. Это единственное, о чем я прошу. Неужели это так много?
Хотелось плакать. Очень хотелось. А слез не было. Выплакала. Думала тогда, четыре года назад – все прошло. Мы все это с тобой пережили. Прошли достойно, без предательства, без нытья, без заламывания рук. Не без сложностей, да. Не без потерь. Но прошли ведь! Тогда казалось, что теперь уже ничего не страшно. И будет даже лучше, чем раньше. Потому что через такое прошли. Через такой ад! А оказалось… Оказалось, что все сгорело в огне той беды.
