Сеанс закончился, и все поднялись со своих мест.
— Ну, как вам представление? — как бы между прочим, осведомился Альфред.
— Это потрясающе, Вуд! — горячо воскликнул сэр Артур. — Получив такое свидетельство, отныне я сомневаюсь в наличии этого феномена не более чем в наличии львов в Африке!
Лесные поляны, 201… год
Филиал психиатрической больницы раскинулся на восьми гектарах елового леса в тихом подмосковном поселке Лесные поляны. Вдоль огороженной бетонным забором территории тянулся длинный корпус из силикатного кирпича, вокруг которого громоздились хозяйственные постройки. В этот ранний час заспанный сторож на проходной безо всякого интереса окидывал взглядом предъявляемые документы и пропускал персонал в лечебницу.
Раиса убрала пропуск в сумку и направилась к серому зданию. Следом за ней торопливо устремились к отдельно стоящему корпусу пищеблока две дородные дамы.
— Видала? Поломойка наша пошла, — зашептала одна другой.
— Тьфу! Смотреть не на что. Как кошка драная!
— А помнишь, какая была чистая да гладкая, когда клубом заведовала?
И в самом деле, Раиса не всегда имела потасканное лицо с мешками под глазами, носила вытянутую юбку и полушубок с чужого плеча. Когда-то красота заведующей клубом и ее умение одеваться возбуждали зависть не только односельчанок, но и стильных столичных барышень, ближе к лету заполняющих стародачные места по ярославскому направлению. Раиса выделялась среди них врожденной хрупкостью, белоснежными локонами, умело накрученными на термобигуди, поистине королевской осанкой и категоричной неприступностью. Ее талант руководить распространялся не только на кружководов во вверенном ей клубе. От одного лишь взгляда пронзительных изумрудных глаз у сильного пола кружилась голова и хотелось сделать все, что прикажет эта воздушная фея. Но так было только до тех пор, пока Раиса не встретила любовь, поломавшую всю ее жизнь.
В то лето сын актера Зинчука в первый раз не улетел с друзьями на Гоа, как делал все те годы, что учился в театральном вузе, а двинулся с родителями на дачу. Сей странный поступок балованного чада известного актера был вызван запойным характером его родителя. Заслуженный артист России Федор Зинчук пил с весны, и супруга артиста, перевезя его на дачу из столичной квартиры, побоялась оставаться с непредсказуемым мужем. Женщина уговорила сына поехать на дачу, ибо опасалась в случае осложнений столкнуться с приступами буйства, время от времени овладевающими супругом. Покладистый Никита согласился помочь родительнице и вместо привычных заморских развлечений облачился в вериги страдальца за отцовские грехи, поселившись в Подмосковье. Студент театрального института маялся в шезлонге с книжкой под сенью соснового бора, когда вдруг мать, сидя за чаем на просторной террасе, внезапно обратилась к нему со следующими словами:
— Послушай, дружочек! Папа, когда бывал в нормальном состоянии, всегда помогал местному дому культуры. Никитушка, не сходишь ли узнать? Может, им требуется помощь? Как будущему актеру, тебе это может быть интересно.
— Да не хочу я, мам, — вяло протянул Никита.
— А ты через нехочу, — нахмурилась мать.
Поднявшись из шезлонга и отложив томик Шекспира в подлиннике, юноша нехотя отправился в поселок. Он шел мимо бетонного забора лечебницы для душевнобольных, мимо фермерского хозяйства совхоза «Ударник», мимо пахотных земель, засеянных пшеницей, и мимо пасущегося коровьего стада, чтобы свернуть у реки к сельскому клубу, куда, собственно, и лежал его путь. Клуб встретил Никиту Зинчука темной сценой, на которой репетировали отрывок из «Божественной комедии». Юноша застыл в дверях, рассматривая словно деревянную фигуру в самом центре сцены, и с внутренним содроганием выслушал с пафосом произнесенное:
— Земной свой путь пройдя наполовину, я очутился в сказочном лесу…
Голос актера звучал наигранно, и Зинчук-младший не мог об этом не сказать. Он пересек пустой зал, дошел до первого ряда, на одном из сидений которого подалась вперед крохотная большеглазая блондинка с текстом в руках, и авторитетно заявил:
— Никуда не годится. С этим безобразием нужно что-то делать.
— А вы кто такой, чтобы указывать? — нахмурилась девушка.
— Я студент, учусь в театральном, — сообщил Никита.
— Вот и учитесь и не суйте нос не в свое дело! — отрезала та. — Как директор клуба, я лучше всяких там студентов знаю, что нужно нашему зрителю.
— Я и не сую. — Никита небрежно дернул плечом, устремляясь к дверям и выходя на залитую солнцем улицу.
В клубе он появился перед вечерним киносеансом, держа под мышкой учебник по театральному мастерству. Протиснувшись сквозь толпящихся в дверях дачников, весело переговаривающихся и отчаянно флиртующих друг с другом, прошел по коридору до кабинета директора и, для приличия стукнув в косяк, распахнул дверь. Раиса стояла у окна и, облокотившись на подоконник, просматривала стопку старых журналов «Советский экран».
— Вечер добрый, — проговорил юноша, улыбнувшись. И, шагнув вперед, положил учебник на стол. — Вот, книгу принес. Константин Станиславский. «Работа актера над собой».
— И откуда вы, такой умный, свалились на мою голову? — простонала блондинка, сверля незваного гостя холодными льдинками глаз.
— Я вместо папы пришел, — бесхитростно пояснил юноша. — Вместо Федора Зинчука. Раньше он над вами шефствовал. Теперь я буду.
— Так ты сын Федора Андреевича! — просияла Раиса.
— Ага. Никита.
— Что ж ты сразу не сказал? — тут же сменила девушка тон, вмиг сделавшись любезной. — А я Раиса. Твой папа мне прошлым летом здорово помог. Я в постановках ничего не смыслю. Заканчивала-то я культорологический, вернулась после института домой, а директор совхоза, Сергей Витальевич, предложил возглавить клуб. С руководством клубом я вроде бы справляюсь, а вот с постановками дело обстоит гораздо хуже.
— Если хочешь, прогуляемся, я коротко изложу суть дела. — Зинчук-младший, стараясь себя не выдать, окинул собеседницу критическим взглядом. — Я все-таки сдавал по этому учебнику экзамен и даже получил заслуженную четверку.
Раиса отложила журнал, заперла кабинет и двинулась следом за высоким и стройным, как испанский матадор, Никитой к реке. Расположившись на поваленной иве, наполовину лежащей в воде, молодые люди до темноты проговорили о театре, а ближе к полуночи Раиса засобиралась домой.
— Ну что ты, Рай? Ты посмотри, ночь-то какая! — уговаривал девушку будущий актер. — Давай посидим еще!
— Пойду я, Никит, — стояла на своем заведующая клубом. — У меня родители строгие. Мама доярка, на утреннюю дойку в четыре утра встает. А папа, если увидит, что я после двенадцати пришла, на порог не пустит.
— Подумаешь! Не пустит — к нам пойдем, — рассмеялся парень. — Моим родителям на утреннюю дойку не вставать.
Шефство Никиты Зинчука над сельским клубом продолжалось все лето и проходило по большей части вечерами у реки, около склонившейся над водой ивы. К концу первого месяца Раиса больше не рвалась так настойчиво домой, а, сидя в объятьях Никиты на стволе, слушала его тихий шепот, перемежающийся страстными поцелуями:
