На диване, свернувшись клубочком, спал мужчина лет пятидесяти с длинными седыми волосами. На журнальном столике стоял ноутбук, рядом валялась пустая бутылка из-под виски, смятая шоколадная обертка и окурки. Один из них все еще тлел. Над ним поднимались струйки дыма.
На углу столика лежала раскрытая книга Алексея Толстого «Золотой ключик». На экране ноутбука мелькали, мягко говоря, далеко не самые приличные кадры. Весь пол был усеян пятнами пепла, конфетными фантиками и крошками от чипсов.
Мужчина толкнул ногой спящего приятеля.
— Шон!
Тот открыл опухшие глаза. На его тщедушном теле был розовый спортивный костюм, сплошь заляпанный темно-бурыми пятнами, как от томатного сока.
— Мурзилка? Салют, дорогой! — Он разлепил губы в приветственной улыбке.
— Ты какого хера тут устроил, долбоящер? Дом сожжешь!
Шон приподнялся, с хрустом повернул голову в одну сторону, в другую, после чего стал разминать кисти рук.
— Имею право, — шумно выпустив воздух, сказал он. — У меня день рождения.
Мурзилка снова принюхался и скривился.
— Почему тут такая вонь? Кто у тебя?
Шон тупо смотрел на него, словно не понимая, чего от него хотят.
Здоровяк присел перед ним на корточки, щелкнул пальцами под самым его носом.
— Ау, Шон. Собери глаза в кучку. Для тех, кто провалился в толчок, повторяю еще раз — откуда воняет?
Шон закряхтел, слезая с дивана. Он делал это так долго и нудно, что Мурзилка не выдержал, выругался и шагнул к двери, ведущей в смежную комнату. Когда он оказался внутри, смрад гниющей плоти накрыл его с головой, словно лавина. Прямо посреди небольшой комнатки стояла скамья. На ней, распластавшись, лежал обнаженный труп мужчины, конечности которого были заведены под скамейку и перехвачены жгутом. Черное лицо раздулось, мутные глаза выкатились из орбит, язык, покрытый потеками засохшей пены, высунулся из распухших губ.
— Придурок!.. Это тот же самый? Я же тебе велел избавиться от него. — Мурзилка повернулся к Шону, который покачивался в дверях и сонно таращился на напарника.
— Не злись, дружище. Ну, не успел, извини.
Мурзилка заметил, что из заднего прохода мертвеца что-то торчало. Вокруг скамьи валялись использованные презервативы, а также фаллоимитаторы из латекса. Он с отвращением сплюнул, нагнулся и поглядел на бритый череп покойника, макушку которого усеивали глубокие черные дыры. В некоторых из них все еще курились благовонные палочки, однако трупная вонь безальтернативно перебивала все иные запахи в помещении.
— Ты бы его еще дезодорантом побрызгал, чтобы не воняло! Или уже запахи не различаешь?
— Мурзилка, что ты волну гонишь? — благодушно сказал Шон и зевнул. — Не кипятись, уберу я все.
Верзила обратил внимание на неровные черные полоски, тянущиеся от дырок в черепе, сковырнул ногтем чешуйку от одной из них, понюхал. Засохшая кровь. Скорее всего, дырки появились, когда этот крендель был еще жив.
— Ты что тут делал?
Шон пожал плечами:
— Мы играли в пчел. Я хотел сделать улей из его головы.
— Крутые соты, — без каких-либо эмоций произнес Мурзилка. — Обожаю тебя. Ты такой же простой и незатейливый, как и грабли.
— Я знал, что тебе понравится. — Шон просиял.
Он почесал промежность и вздрогнул, когда его напарник коброй метнулся к нему и впечатал в стену словно тряпку.
— Я навел справки. Этот педик — сын областного прокурора, — хрипло дыша в лицо некрофилу, проговорил Мурзилка. — Все мусора стоят на ушах, его всюду ищут. А ты с ним в пчелок играешь и огурец в задницу засовываешь!
— Не огурец, а морковку, — обиженно возразил Шон.
— Да хоть кабачок, идиот. Если нас накроют, твоей сладкой жизни придет конец. Шон, ты становишься неуправляемым. Меня начинает напрягать твоя любовь к таким вот заднеприводным господам, особенно дохлым.
На лице мужчины в спортивном костюме промелькнуло нечто похожее на беспокойство.
— Я же не знал, Мурзилка! К тому же в клубе я был в гриме.
— Доиграешься. Чтоб через полчаса этого дерьма не было в нашем доме! — Он вернулся в гостиную. — Тебе жениться надо, дурик. Развел тут непотребство!
Шон виновато молчал, тер глаза, красные от похмелья, потом заявил:
— Жену кормить надо. Знаешь, какие они прожорливые? Что-то в этом роде сказал Крот, когда Мышь уговаривала его жениться на Дюймовочке.
— Сказка у нас завтра. Ты не забыл?
— Да.
— Роль выучил? Прочитал книжку?
Шон согласно кивнул, указал на «Золотой ключик». Между тем Мурзилка, кряхтя, открыл сумку и вытащил оттуда мятый костюм, огромную накладную бороду и шляпу-цилиндр.
— Я доктор кукольных наук Карабас Барабас, — заявил он басом, нацепляя на голову шляпу. — А ты Буратино. Где мой золотой ключик, деревянный чурбан?
— Где-где… — пробурчал Шон, усаживаясь на диван. — Не нарывайся на рифму. И я тебе не чурбан!
— Именем тарабарского короля! — загремел Мурзилка, продолжая копаться в сумке.
Он извлек оттуда плеть. Она имела семь длинных хвостов из бычьей кожи, каждый из которых оканчивался стальным крюком.
— Нужно будет наказать одну Мальвину. Шлюху с голубыми волосами.
— Чего она натворила? — Шон оживился.
Глаза его заблестели, когда Мурзилка протянул ему металлическую маску с дырками для глаз. Вместо носа торчал длинный гарпун с тремя зазубринами на конце. С внутренней стороны маска была оклеена мягкой прокладкой.
— Изменила Пьеро с каким-то Арлекино. Мужу то есть. Ее надо взять вместе с любовником.
Шон принялся примерять маску.
— Будешь работать головой. Как дятел, — пояснил Мурзилка.
— Тесно и воняет железом, — пожаловался Шон.
Голос его звучал глухо, будто доносился из колодца.
— Ничего, привыкнешь.
— Мурзилка, мне вот тут в голову одна мысль пришла, — заявил Шон, снимая маску.
— Разве в деревянной голове бывают мысли? — удивился Мурзилка, взмахнул плетью, и в воздухе раздался свист хвостов. — Или тебе опять эта старая калоша Тортилла что-то наплела?
— Ты меня обижаешь. В конце концов, судя по сказке, в жопе оказался ты. В луже и без гроша в кармане. А мы с папой Карло отжали у тебя театр. Я читал.
— Чего тебе надо? — Мурзилка уставился на напарника своими круглыми глазами.
— Почему у меня всегда вторые роли? В тот раз ты был учителем, а я учеником. До этого ты был Крокодилом Геной, я — Чебурашкой. В позапоза…
— Шон, потому что вот!.. — перебил его Мурзилка, ухмыльнулся и снова взмахнул плетью.
