Когда Дарья уже домывала посуду, в зимовье вошел Сидор Чалый. Уселся на тесовую лавку и по обыкновению стал покашливать, собираясь с мыслями.
— Женить тебя, девка, надо, в церкви по закону православному, чтобы надежа-муж в жизни был. А тут земля бесовская, безбожная. Боюсь я тебя в зиму здесь оставлять. Сама пропадешь, и мои все сгинут. Даже слово Божье не удержит от соблазна. Мыслю, в Ленский острог тебя доставить, там все же власть государева защитой будет, да и народу поболее, чем здесь.
На этом разговор был прерван лаем собак и окриками людей. Видно, явились нежданные гости, а по местным понятиям, это событие не из желанных. Оконце, затянутое рыбьими пузырями, пропускало лишь дневной свет, и, чтобы взглянуть, Сидор подошел и приоткрыл дверь. Любопытная Дарья тут же стала поглядывать из-за его спины.
Там творилось нечто. В воротах зимовья стояли два человека. Сколь они были пригожи собой, столь и схожи. Сидор Чалый уже зрил их в корчме. А вот Дарья побелела как снег. Увидеть здесь братьев Шориных она никак не ожидала. Вскрикнув пораненной чайкой, она кинулась за занавеску в свой угол. Тот стыд, что она испытала в этот момент, передать невозможно. Ну а Сидор Чалый, видя столь дикую реакцию дивчины, все воспринял по-своему.
— Не бойся, девка, в обиду не дадим!
Как и все поморы, он москалей недолюбливал. Для него это было одним понятием, что приказчики и воеводы. И если в Пустозерске приходилось терпеть от них обиды, то тут он не собирался.
Смело шагнул кормщик во двор зимовья. Хмурые поморы обступили своего вожака, готовые по малейшему знаку достойно наказать пришлых.
— Что за люди пожаловали? — громко рявкнул Чалый.
Братья, завидев мелькнувшую в проеме Дарью, молча устремились внутрь зимовья. Для них она была наложницей этих бородатых, растрепанных морских разбойников. Началась рукопашная схватка. Добрые и бывалые бойцы сошлись в отчаянной драке. Удары кулаков более напоминали удары молота по наковальне. Крики людей, лай цепных псов, треск зипунов и костей слились в привычный для уха шум потасовки. Сидор Чалый не мог взять в толк. Как эти два москаля умудряются еще стоять на ногах и, более того, — теснить его проверенных в подобных драках поморов. Мужики один за другим падали на землю с разбитыми лицами, харкая кровью и выплевывая выбитые зубы.
Неизвестно, чем бы кончилось дело, но раздавшийся крик заставил братьев остановиться.
— Князь Петр! — неестественно громко возопил появившийся внезапно Вульф. — Нас ограбили, всю нашу справу воровские людишки унесли, не устояли мы супротив них! Они на пристань ушли к ладьям поморским!
В растерянности стояли Петр и Тимофей в окружении ухмыляющихся разбитых рож поморов. Но те смеялись недолго. Вскоре появился еще один вестник.
— Сидор Чалый! Беда стряслась! — завопил он еще шибче Вульфа. — Казаки Надежи Сидора наши кочи зорят! Поспешайте к пристани!
На этот раз дружно, в полном согласии устремились только что непримиримые враги спасать свое добро. Да и понятно, потери могут быть невосполнимы, а общая беда и врагов примиряет.
Игнатий приковылял к зимовью с большим опозданием. На дворе, кроме собак и сильно увечных в драке поморов, никого не было. Он и отыскал безутешно плачущую Дарью. На этот раз им никто не мешал. Как мог, успокаивал ее Игнатий. Рассказывал и о себе, и о братьях Шориных, и о Вульфе, а дивчина приходила в себя потихоньку. Как она была не права, думая, что забыта и брошена всеми! Тепло и радость жизни возвращались к ней. Молодость всегда берет свое.
«Какой милый этот Игнатий, добрый, ласковый, и хлопец гарный, — думала она. — Если предложит замуж идти, то обязательно соглашусь. Хватит пустой женкой бегать!»
8
Жиганская пристань.
Атаман Надежа Сидор ликовал!
— Вот они, геройские дела воровские! Надолго запомнят Жиганы отчаянного атамана Надежу Сидора. Как лихо ушел он от железных государевых оков!
Рановато, конечно, отдаваться таким помыслам, но что поделаешь, если натура требует. Его казаки уже на пристани, коч взяли с лету, даже не замешкавшись. Грузят все, что под руку попадает. Обижали всех, кого встречали на своем пути.
Груженый коч стал отходить от берега. Казаки гребли веслами, подымали паруса. Сноровки хоть отбавляй. Беда только, что коч больно велик, а казачки с малыми стругами управляться сподобны. Ветер надувает паруса. Коч накренился, заскрипел всем корпусом и стал удаляться от берега. В этот момент и случилось непотребное. Якорь, не закрепленный новоявленными поморами, ушел в воду, никем не замеченный.
К этому времени поморы Чалого выбежали на берег всей гурьбой, среди них и братья Шорины. Толстая якорная бечева тем временем натянулась. Коч, словно схваченный арканом олень, встал на дыбы и, зацепив подводные камни, пошел под воду. Благо, что в тот момент один из казаков отрубил якорь, и освободившийся коч успел развернуться на песчаную косу. Сюда его течением и вынесло. Коч завалился на бок, тем самым пленив и себя, и беглецов.
На спасение судна ушло два дня. Разгрузка, разборка кормовой надстройки, уборка мачты, и все это — под осенним дождем, пронизывающим ветром, а порой и по пояс в воде. С трудом всем миром удалось сдернуть коч с песчаной косы и отвести к берегу. Здесь теперь ему быть до весны.
За трудами и заботами обиды притупились, а ряд житейских проблем, что удачно разрешились в результате смуты, устроенной людьми Надежи Сидора, тем более повлияли на их судьбы.
Всеобщий сход в Жиганах тогда постановил:
— Пускай отрабатывают воровские смутьяны все убытки и разор, что учинили люду жиганскому. Рыть им уголья каменные всю зиму, и всем на потребу. За то кормить их всем миром. Государевым приказчикам не выдавать, а полой водой отпустить, кому куда глянется.
Глоссарий
Аманат — заложник из числа сыновей племенной знати или родственник князца племени, давшего шерть и обязательство платить ясак. Проживал в аманатской избе под присмотром, на казенном довольствии. Брался обычно на год и мог меняться на другого. Выступал в качестве гаранта уплаты ясака и верности.
Арса — хмельной национальный напиток братских, готовился как продукт перегонки перебродившего молока.
Бакари — высокие сапоги из оленьих камусов у аборигенов Заполярья. Подобие пимов, унт и торбасов.
Бахтерец или юшман — защитные доспехи, сочетающие кольчужную и панцирную защиту. Пластины крепились на кольчугу, в наиболее уязвимых местах у бахтерца прикрывали грудь, спину и руки, а у юшмана — еще и бока. Существовал и вариант бахтерца без рукавов под названием колонтарь.
Байдан — кольчуга из крупных плоских колец.
Бердыш — разновидность большой секиры, снабженный длинным лезвием. Наряду с пищалью стал основой вооружения стрелецкого войска.
