Я-то надеялась, что хотя бы половина подруг выразит мне свои соболезнования вместо поздравлений, но какой там! Складывалось впечатление, что меня провожают не в морскую пучину, а прямиком в рай, куда мечтает попасть каждая из присутствующих. Никто не видел во мне жертву, скорее, я была для них победительницей в лотерее, сорвавшей джекпот.
Поэтому когда благородные барышни начали расходиться, я испытала неимоверное облегчение и с радостью поспешила наверх, поддерживаемая невидимой рукой Ива. Скорей бы уже завтра нырнуть в океан, выполнить свою миссию – и назад! А сегодня – скорее спать.
– Ив, давай потом, ладно, – устало пробормотала я, когда рыцарь попытался сообщить мне «что-то важное».
Тот согласно замолчал. Я потопала к постели, намереваясь лечь спать прямо в одежде (раздеваться уже не было сил). Но не тут-то было!
– Доча! – раздался стук в дверь. – Ты спишь?
– Папаша? – удивилась я. За весь день мне не пришлось видеть благородного отца семейства. Но, судя по замечанию служанки, отец у Миранды был самых строгих правил и в это время уже должен видеть праведные сны. Что же его привело в спальню дочурки в сей поздний час? Или мне сейчас устроят выговор за шальных подружек и буйный девичник, или, что еще хуже, предстоит выслушать лекцию о правилах поведения в первую брачную ночь. О нет! Только не в присутствии Ива!
– Доча? – продолжал скрестись в дверь отец Миранды.
– Иду, – буркнула я, отпирая засов. В комнату вкатился кругленький мужичонка, и я уже собралась прикрыть дверь, как на пороге возник еще один посетитель – черноволосый тип самой развратной наружности. Высокий, худой, с лихорадочно блестящими карими глазами, в тщательно завитом парике, с аккуратно выстриженной бородкой, он был одет в белоснежную кружевную рубашку и обтягивающие бриджи, которые больше подошли бы современному стриптизеру, чем средневековому кавалеру. Неужели подружки удружили? Я глянула на притихшего папашу (тот аж побелел от ярости) и принялась решительно выталкивать не званого гостя в коридор.
– Как вы смеете! – шипела я. – Являться в спальню благородной девицы, без пяти минут жены! Накануне свадьбы! Без приглашения!
– Миранда… – сдавленно прохрипел папаша, и я удвоила натиск.
Героя-любовника меж тем присутствие отца явно не смущало. Он восторженно причмокивал губами, приговаривая «О моя страстная ягодка», и категорически не желал выкатываться вон.
– Да что же это такое! – возмутилась я. – Перестаньте компрометировать меня перед собственным отцом!
На черноволосого наличие свидетелей, похоже, только возбуждало. Он попытался меня обнять и прижать к себе. И куда, спрашивается, смотрит Ив? Мог бы воспользоваться своей невидимостью и шарахнуть конкурента по макушке! А так приходится справляться самой. Я пустила в ход ногти: гость вскрикнул, но с места не сдвинулся, папаша сдавленно булькнул. Я двинула нахала локтем в бок и обрушила тяжелую туфельку Миранды (43-й размер, не меньше!) на мягкий сапожок брюнета: брюнет застонал, папаша одобряюще замычал. Я едва не прищемила его руку дубовой дверью, но он по-прежнему рвался внутрь так, как будто там его ожидало сборище нежных гурий. Из-за дверей уже начали заинтересованно выглядывать служанки – и хоть бы кто из мерзавок позвал на помощь или защитил честь хозяйки! Пришлось прибегнуть к последнему аргументу жертвы в борьбе с насильником – пустить в ход удар коленом. Брюнет согнулся пополам, я торжествующе вскрикнула и собиралась уже вышвырнуть его в коридор, как вдруг…
– Доча! – в отчаянии взвыл папаша. – Перестань калечить Ромуальда!
– Что? – удивилась я, оборачиваясь к суровому родителю.
– Доча, только спокойно! Ромуальд, заходи! – скомандовал тот.
Ромуальд бочком втиснулся в комнату, бросая на меня восхищенные взгляды. Похоже, с таким отпором ему приходится сталкиваться – впервые, и эта ситуация его изрядно распалила.
– Это кто? – Я уперла руки в круглые боки, требуя разъяснений. После такого поворота событий сон с меня как рукой сняло.
– Доча, – залепетал отец Миранды, – ты ж ведь такая молодая у меня, юная, а завтра… Оно ж ведь… Кто знает, что там тебя ждет… Ведь так и не изведаешь настоящего мужчины…
Я чуть не прослезилась. Бедный граф! Как заботится о последней радости осужденной на верную гибель дочурки! «Так чего ж тогда этот старый хрыч ее не спрячет, не спасет?» – возмутилась было я.
– Этого ж Океана – кто его разберет, как он выглядит и какой он мужчина! – продолжил папаша. – Все ж его по-разному описывают, кто юношей дивным, кто рыбой пучеглазой. Оно конечно, в богатстве будешь купаться, бед знать не будешь во дворце его янтарном, да полюбишь ли ты его всем сердцем? А вдруг у него как по-другому все устроено, чем у нас, у людей? Ты уж давай не стесняйся, девочка моя, Ромуальд свое дело знает. Парень он видный, все девицы от него без ума, и тебе, я знаю, он приглянулся.
Выпалив последнюю фразу, взмокший и багровый от смущения папаша выскочил за дверь, оставив меня наедине с местным Казановой. Ну папаша, ну удружил!
– Смелее, – шепнул Ив и подтолкнул меня, мерзавец, к Ромуальду.
– Значит, так… – объявила я. – Спустила бы я тебя сейчас с лестницы, да папашу расстраивать не хочу. Посидишь пока у меня. Будешь делать то, что я скажу.
Ромуальд согласно закивал и сладострастно причмокнул.
– Будешь распускать руки – пеняй на себя, я в долгу не останусь, – строго предупредила я.
– Так что мы будем делать? – нетерпеливо завертелся Ромуальд.
– В крестики-нолики играть.
– А это как?
– Вот так.
Пока я объясняла правила, Ромуальд изрядно погрустнел.
– А может, лучше, в обнималки? – с надеждой предложил он.
– Опять за свое? – нахмурилась я.
– Ладно, понял, – вздохнул тот. – Тогда, может, на делание?
– Никаких желаний и раздеваний!
– Ты не знаешь, от чего отказываешься! – горделиво подбоченился герой-любовник.
– Я играю крестиками, – игнорируя провокации, объявила я, вывела значок на листке пергамента и передала перо профессиональному любовнику. Тот разочарованно хмыкнул и нарисовал кружок, потом заинтересованно поглядел на свое творение и добавил в центре нолика точку, а затем пририсовал второй такой кружок рядышком.
– Эй, сейчас мой ход!
– А так красиво получилось, – мечтательно произнес Ромуальд, разглядывая подобие женской груди.
Я отобрала пергамент и поставила крестик, Ромуальд, не заботясь о победе, нарисовал два кружочка в одной клетке и, пока я отвлеклась на Ива, едва не уронившего вазу на столе, целомудренно пририсовал им подобие лифа. Я завершила линию крестиков и перечеркнула их одной чертой. Ромуальд, не обращая внимания на конец игры, продолжил пририсовывать к лифу корсаж.
– Так, все! Теперь нолики ставлю я! – объявила я, выводя заветный кружочек.
