Наши места оказались в последнем ряду. Кажется, современная молодежь называет их местами для поцелуев. При мысли о поцелуе с Алексом я разволновалась, как неопытная гимназистка. Представила, как его горячее дыхание касается моих ледяных губ, и задышала чаще. О чем я только думаю? Я не вынесу этого поцелуя — укушу в ответ. Смятенно улыбнувшись своему спутнику, я села в кресло.
Должна признаться, что в долголетии есть свои плюсы. Например, я играючи могу обольстить мужчину, заинтересовавшего меня своей кровью. Ведь мои женские уловки, призывные жесты и соблазнительные улыбки за век отшлифовались до блеска, превратившись в мощнейшее оружие приворота. То, что у семнадцатилетних выглядит неумелым кокетством, в моем случае бьет наповал. К тому же, в отличие от юных вертихвосток, я не стремлюсь очаровать всех и вся, а четко осознаю свою цель и не растрачиваю по пустякам свои женские чары.
Так вот, в случае с Алексом я вновь ощущала себя неискушенной гимназисткой и робела так же, как во время первого вальса на балу с Алексеем. Подумать только, когда-то вальс считался чуть ли не непристойным танцем — ведь во время него мужчина держал женщину в объятиях, и близость была провокационной. Рассказать бы тогда кому из тех, кого я встречала на балах, что спустя сто лет девушки будут ходить в коротких юбках и открывать колени, что в кинотеатрах мужчины и женщины будут сидеть бок о бок друг с другом, а на последнем ряду можно будет публично целоваться, как это уже делает темпераментная парочка слева от нас — во времена Серебряного века меня бы точно посчитали сумасшедшей!
Смутившись при виде чужих поцелуев, я отвернулась к Алексу. К счастью, он вел себя вполне галантно: не пытался обнять или положить руку мне на колено. Надеюсь, он и впредь будет вести себя пристойно. Ему же будет лучше.
От восторженного щебетания юных зрительниц, обсуждавших, кто лучше — Эдвард или Джейкоб, у меня уже через минуту началась мигрень. Спереди раздался звучный хруст, и меня замутило от соленого запаха воздушной кукурузы, который перебивал даже запах живой крови. Хорошо еще, Алекс не стал настаивать, чтобы мы взяли ведро попкорна, хотя и предлагал угостить меня перед началом сеанса.
Наконец в зале погас свет и фильм начался. Темноволосая девушка шла через ноле навстречу своей престарелой бабушке. А когда протянула к ней руку, то уткнулась в зеркало. Рядом с ней отразился тот самый юноша бледный с взглядом горящим.
— С днем рождения, Белла, — произнес он, застегивая на ее морщинистой шее золотую цепочку.
А я вцепилась в подлокотник, едва не располосовав обивку кресла. Это же про нас с Алексом! Я и есть такая древняя старуха, а он — безусый юноша. Только в нашей паре наоборот: вампир — это я. Словно почувствовав мое волнение, Алекс накрыл мою руку своей, и мои страхи отступили от этого ласкового прикосновения. Это только кино, и ничего больше. К нам это не имеет никакого отношения. Я грелась от его касания, едва не мурлыча от удовольствия и желая, чтобы он не отнимал ладони. На какое-то время я забыла даже о фильме, но потом происходящее на экране привлекло мое внимание.
Эдвард привез Беллу в дом вампиров, и его родичи с улыбкой ее встретили. На миг в моем воображении возникло совсем другое кино: я и Алекс в нашем бункере, я представляю его родителям, а они так же приветливо, как семейство Калленов, принимают моего возлюбленного-человека.
Вместе с ревом и грохотом из динамиков чудесное видение исчезло, и я широко раскрыла глаза, глядя, как на экране завязалась жестокая потасовка — и все из-за капли крови неосторожно поранившейся Беллы. У кого-то из вампиров-вегетарианцев сдали нервы, а Эдвард поспешил защитить любимую девушку. Ладонь Алекса скользнула вверх по моему запястью, но я словно окаменела и не могла оторваться от экрана. Вот она, суровая правда вампирской жизни! И ведь это еще вампиры, которые питаются кровью диких животных, а не людей, как мое семейство. Я так и представила, как говорю родителям: «Мама и папа, знакомьтесь, это Алекс!» «Какой замечательный… ужин!» — одобрительно замечает Лидия. «Лида, держи себя в руках! — осаживает ее бабушка Софья и устремляет пристальный взгляд на неловко застывшего Алекса. — Так что, молодой человек, как скоро вы планируете пройти обряд превращения, чтобы быть с нашей Лизочкой вечно?»
Тем временем на экране Эдвард и Белла оказались в машине. «Ты должен обратить меня, — настаивала девушка. — Это единственный выход». «Это не выход, — резко ответил вампир. — Это — трагедия». Я понимала его, как никто в этом огромном зале. Кажется, даже белая роза, лежавшая на моих коленях, почернела от горя.
С Алексом мы могли бы быть вместе только в одном случае — если бы он прошел превращение. Но я никогда не допущу этого. Я знаю, где-то на свете есть та, которая сделает его счастливым. И это уж точно не я.
Вампир на экране пришел к тому же решению. С каменным лицом он говорил своей любимой жестокие слова: что уезжает, что не любит ее, что она недостойна его… Только такой финал может быть у лав-стори между вампиром и человеком: кто-то должен уйти. Тот, кто мудрее. Эдвард оставил Беллу ради ее же блага, а я должна исчезнуть из жизни Алекса, пока все еще не зашло далеко, пока нас не связывает ничего, кроме трех встреч, исчезнуть до первого признания, до первого поцелуя, которых у нас никогда не будет.
— Извини, — пробормотала я Алексу, вставая с места, — я сейчас вернусь.
Роза упала к моим ногам, но я не стала ее поднимать. Никогда не любила мертвые цветы. Потому что они похожи на меня. Еще красивые и свежие внешне, они уже отрезаны от жизни.
Каждый шаг был как по битому стеклу. Больно уходить. Но оставаться еще больнее. Выйдя из зала, я торопливо пересекла фойе и вышла наружу. Глубоко задышала, торопясь вытолкнуть из легких воздух со вкусом попкорна и нагретой людской крови и напиться вечерней свежестью.
— Я так и знал, что ты опять сбежишь, — раздался негромкий голос у меня за спиной.
Я обернулась — Алекс!
— Почему ты всегда сбегаешь? — Он пристально смотрел на меня, и я не смогла ему солгать.
— Потому что боюсь остаться. — Голос предательски дрогнул.
— Тебе не понравилось кино? — виновато спросил он.
— Мне просто стало нехорошо. В зале слишком душно.
— Извини. Готов исправиться и пригласить тебя в кафе. Как насчет чашки кофе с тортом? Что предпочитаешь — шоколадный, медовый, тирамису, чизкейк?
Кровь. Но тебе об этом лучше не знать, мальчик.
Вкус медового и шоколадного торта я давным-давно позабыла. А новомодных тирамису и чизкейка и не пробовала никогда, только временами разглядывала фотографии лакомств в журналах и пыталась представить, каковы они на вкус. Так что поход в кафе станет для меня очередной пыткой. Бедный Алекс! Все, что привело бы в восторг любую нормальную девушку, у меня вызывает дрожь.
— Давай лучше просто прогуляемся, — предложила я.
Даже его близость, когда мы шли плечом к плечу по Тверскому бульвару, была для меня мучительным испытанием. И вместе с тем — блаженством. Впереди показался театр имени Пушкина, у которого уже собирался народ.
