– Нет. Они понимают, что это неофициальная встреча и я присутствую здесь в качестве наблюдателя.
– Вы велели нам прийти, – зло заметил Луис Кастин.
– Я пригласил вас. Вы знаете, где дверь.
– Можно мне сделать заявление? – спросил О’Мэлли.
– О чем?
– Я хочу поздравить мистера Вульфа и поблагодарить его. Он нашел ответ, который я пытался найти целый год и не сумел. Мы все у него в долгу и обязаны об этом сказать.
– Ни в коем случае! – яростно заморгал Бриггс. – Я тоже хочу сделать заявление! Я считаю, что действия Вульфа дают основание для судебного иска. Я заявляю об этом после длительного размышления и пришел сюда лишь потому, что убежден…
– Молчать! – рявкнул Вульф.
Они в изумлении смотрели на него.
Он, в свою очередь, оглядел их.
– Я не намерен, – холодно заговорил он, – позволять вам превратить нашу встречу в базар. Мы имеем дело с убийствами. Я надеюсь, что в течение ближайших двух-трех часов мы, собравшиеся здесь, узнаем правду о гибели четырех человек. Вот для чего мы собрались. Один я это сделать не могу, но направлять наш разговор буду я. – Он крепко зажмурил глаза, потом снова их открыл. – Вы все знали мистера Корригана, умершего в пятницу вечером. Вам известно про письмо, якобы написанное им, в котором он признается в доносе на своего бывшего компаньона и в убийстве трех человек. – Вульф открыл ящик стола и вынул оттуда листки бумаги. – Вот копия его письма. Затея с письмом была весьма хитроумно задумана и блестяще выполнена, но для меня это не помеха. В письме есть один роковой просчет. Когда Корриган…
– Вы берете под сомнение тот факт, – перебил Кастин, – что письмо написано Корриганом?
– Да.
Юристы зашевелились, зашептались. Вульф после паузы продолжал:
– Когда Корриган был в Калифорнии, за каждым его шагом следили и докладывали мне. Вот тут-то и прослеживается роковой просчет преступника. Судя по письму, Корриган знал содержание рукописи, написанной Леонардом Дайксом, – он дважды перечитал ее. Но в Лос-Анджелесе все его усилия были направлены на одно: взглянуть на рукопись. Иначе чем объяснить тот факт, что, уехав из дома миссис Поттер, где с ней был Финч, он кинулся в номер Финча, чтобы найти там рукопись? Если бы он знал содержание рукописи, зачем ему так настойчиво ее разыскивать? Вы скажете, чтобы ее уничтожить, но это бессмысленно, поскольку ее уже прочел Финч. Судя по письму, он убил двух женщин только по той причине, что они уже читали рукопись. Если бы он обнаружил и уничтожил экземпляр, который якобы был у Финча, Финч был бы не только начеку, но и стал бы его преследовать. Нет, – покачал головой Вульф. – Цель Корригана, совершенно очевидно, состояла в том, чтобы посмотреть рукопись. Он хотел знать, что там написано. Мистер Гудвин был в Калифорнии, беседовал с ним. Ты согласен, Арчи?
– Да, – кивнул я.
– Значит, Корриган ни разу не видел рукопись и, уж конечно, ее не читал, а признание – ложь. И письмо это только подтверждает. – Вульф постучал по страницам. – Здесь говорится, что все экземпляры рукописи уничтожены. Дайкс сказал ему, что рукописи больше не существует, и Корриган этому поверил. И должно быть, поверил до конца, ибо иначе он вряд ли решился бы на убийство двух женщин. Когда пришло письмо от миссис Поттер, в котором она сообщила о появлении литературного агента с очередным экземпляром рукописи, он должен был заподозрить ловушку и действовать совершенно по-другому. Что скажете? – Вульф повернул руку ладонью вверх.
– Я тоже должен был понять это сегодня утром, – прохрипел Кремер.
– Значит, вы не верите ни единому слову из его признания? – спросил Фелпс.
– Вы утверждаете, что мистер Корриган на меня не доносил? – удивился О’Мэлли.
– Отвечаю вам обоим: нет. Но признание, в котором содержится явно ложный и вместе с тем столь значительный факт, утрачивает основание считаться достоверным как в отношении его содержания, так и в отношении его авторства. Письму можно доверять только в той части, которая перепроверена полицией. Например, мистер Кремер установил, что анонимное письмо в суд было действительно напечатано на машинке в «Клубе путешественников», что Корриган имел доступ к этой машинке и пользовался ею, в то время как все прочие этой возможности не имели. Поэтому я полагаю эту часть его признания, а также рассказ о поездке в Калифорнию достоверными, но все остальное и, уж во всяком случае, то, что он является автором письма, подлежит сомнению. Это написано не Корриганом.
– Почему вы так решили? – в унисон воскликнули две женщины. Впервые они решились пискнуть вслух.
– Если Корриган не знал содержания рукописи, а он не знал, зачем ему было убивать людей? Если же он никого не убивал, зачем ему признаваться? Нет, письма он не писал.
– Он покончил с собой? – вдруг выпалила миссис Адамс. Она сразу постарела на десять лет, хотя и так была уже отнюдь не первой молодости.
– Не думаю. Поскольку некто, позвонивший мне от имени Корригана непосредственно перед его смертью, сказал, что отправил мне письмо…
– Подождите! – встрепенулся Кремер. – Он сказал, что послал вам письмо?
– Да. Я умышленно опустил этот факт из своего донесения вам, потому что не хотел, чтобы мою почту перехватили. Он так сказал. Мистер Гудвин слышал его слова. Арчи?
– Да, сэр.
– А поскольку он этого письма не писал, то вряд ли мог сказать мне, что отправил его. Нет, мадам, он себя не убивал. Можем теперь поговорить об этом, если, конечно, ни у кого из вас нет желания оспорить мое утверждение, что Корриган не писал это признание.
Желания ни у кого не было.
– Для этого требуется новый персонаж, – снова оглядел присутствующих Вульф, – назовем его Икс. Тут нам предстоит во многом разобраться, чтобы понять, что он сделал и что мог сделать. Нет сомнения, что вчера он провел несколько часов от полудня до десяти вечера в квартире у Корригана, сочиняя и печатая письмо. Разумеется, там был и Корриган. Ему нанесли удар по голове, и он либо потерял сознание, либо его связали и засунули ему в рот кляп. Скорее он был в сознании, зная что-то про Икса, как знаю и я, и этот Икс, печатая письмо, которое, наверное, сочинил заранее и которое предстояло лишь перепечатать, читал его Корригану вслух. На Иксе были перчатки, и, когда он покончил с письмом, он прижал к страницам, конверту и, разумеется, к марке пальцы Корригана.
Не знаю, действовал ли он по наитию или строго по плану – по-моему, по плану, ибо Икс большой любитель алиби, и нам, наверное, предстоит убедиться, что у него было наготове и алиби на вчерашний вечер с половины десятого до половины одиннадцатого. Во всяком случае, в десять часов он включил радио, если не сделал этого раньше, снова нанес Корригану удар по голове в то же место, куда и прежде, чем-то твердым и тяжелым и способным оглушить, но не убить, положил его на пол возле телефона и набрал номер. Разговаривая со мной, он старался, произнося слова хриплым и взволнованным голосом, сделать так, чтобы я не мог узнать его, прижал дуло револьвера, принадлежащего Корригану, к его виску и в нужный момент спустил курок, а потом бросил револьвер и телефон на пол. Как я сказал, на его руках были перчатки. Взяв мертвого Корригана за руку, он вложил в нее револьвер и сжал ее, потом положил оружие на пол и ушел секунд через двадцать после выстрела. Я даже не поинтересовался, закрыл ли он дверь снаружи с помощью ключа: если да, то у Икса было достаточно времени раздобыть этот ключ. Он опустил адресованное мне письмо с признанием в ближайший почтовый ящик. На этом я его покидаю. Мы услышим о его очередном шаге, когда нам придется иметь дело с алиби. А пока можете задавать мне вопросы.
