— Надя! — Крис радостно прижал трубку к щеке. — Ты что? Ты где? Только не говори, что ты уже прилетела, милая. Рейс отложили? Тебя задерживают? Говори же скорей, я не вынесу, если ты прилетишь хоть на час позже.
— Крис… — Голос Нади был странно тихим и встревоженным. Из трубки доносились какие-то шумы — множество разговоров на фоне ровного гула и долетавшего откуда-то издалека строгого окрика. — Как хорошо, что я до тебя дозвонилась! Ты не брал трубку, и я уже подумала, что…
— Надя, любимая, что…
Он не успел договорить, Надя решительно перебила его:
— Милый, подожди, дай мне сказать. У меня мало времени. Самолет захватили террористы. Пилот убит. Они изменили курс и летят на Манхэттен, хотят врезаться в одну из башен-близнецов. — Голос Нади был таким ровным и отстраненным, что Крис не сразу понял смысл тех страшных слов, которые она произносила. — Я не прилечу, Крис, — голос Нади сорвался, — самолет не приземлится.
Показалось — на него обрушилось небо. Стало нечем дышать, как тогда, когда противник из бейсбольной команды сбил его с ног и Крис со всего размаху ударился головой о землю.
— Надя! — Голос не слушался, он разом позабыл все слова. Кроме одного — ее имени, единственного, что наполняло светом его мир и придавало ему смысл.
— Крис, милый, — успокаивающе проговорила Надя, — послушай меня. Я люблю тебя больше всего на свете. Я была так счастлива с тобой, что сама не верила этому счастью…
Рядом с Надей раздался какой-то звериный крик, и она торопливо прошептала:
— Прости, нам велели отключать телефоны. Люблю тебя, Крис, люблю, люблю. Помни меня и постарайся быть счастливым. Я хочу этого больше всего на свете.
Из трубки полились короткие гудки, каждый из которых выстрелом входил в сердце Криса, разрывая его в клочья…
С тех пор прошло семь лет, а сердце по-прежнему болит, ноет, как вырванный зуб. Надю точно так же насильно и безжалостно вырвали из его жизни, но она так крепко вросла в его сердце, что по-прежнему жива в нем. Ее взгляд, ее улыбки, ее смех… Кажется, вот-вот хлопнет входная дверь и Надя обовьет его шею руками, окутает ароматом своих волшебных духов, прошепчет «люблю» на ухо и поцелует в губы.
Но этому не бывать. Надя не знает его нового адреса в Нью-Йорке, куда он переехал из родного города, где все напоминало ему о ней. Ее самолет не приземлился. Он навсегда остался в небе. Это не его обломки смешались с руинами башен-близнецов, не Надины останки лежали в том закрытом гробу, который похоронен на Вествудском кладбище.
Он нашел утешение в возмездии. Услышав предложение вампира, которого привел к нему Брайен вскоре после появления курьера со свадебным платьем, Крис не сомневался ни мгновения. Жить без Нади было невыносимо. И только уничтожение террористов придавало жизни какой-то смысл. За годы работы Гончим он провел несколько важных операций, отведя от жителей родной страны смертельную угрозу. Кто-то из них проживет до старости, кто-то сохранит детей и близких, кто-то произнесет свои клятвы у алтаря…
Только Надю уже не вернешь. Ее свадебное платье по-прежнему ждет свою хозяйку, запертое в опустевшем шкафу. Там же стоят туфли-лодочки, купленные Надей еще раньше. А рядом висит черный свадебный смокинг Криса.
Иногда Крис приходит сюда, открывает шкаф и прижимается щекой к гладкому шелку. А потом закрывает глаза и начинает произносить слова свадебной клятвы, вспоминая слова неродного ему языка, на котором говорила Надя. Неважно, что свадьбы не было. Он готов приносить клятву верности Наде снова и снова.
Подъехать к главному входу не получилось. Неподалеку начиналась существенная пробка, и мы решили пройтись пешком по тротуару, тем более что вечеринка уже пятнадцать минут как началась. Я запрокинула голову, пытаясь рассмотреть нужный нам сто второй этаж.
— Хочешь подняться наверх пешком? — внезапно спросил Вацлав.
Я в изумлении округлила глаза:
— Ты шутишь?
— А что, слабо? — поддразнил меня он. — Всего каких-то тысяча восемьсот шестьдесят ступеней — и мы наверху. Между прочим, здесь ежегодно проводятся соревнования по бегу на верхний этаж. Рекорд — десять минут.
Я с сомнением посмотрела вверх — крыша здания снизу даже не просматривалась — и категорично покачала головой.
— Как-нибудь в другой раз.
Не в этом платье, которое узковато мне в талии (невеста Криса, видно, совсем была дюймовочкой), и не в этих туфлях на полразмера меньше.
У входа тянулась большая очередь туристов. Я слышала, как люди возмущаются, что вторая смотровая площадка закрыта на частное обслуживание. На нас, разодетых как для красной ковровой дорожки, взглянули кто с любопытством, кто с завистью, кто с осуждением. Но тут внимание толпы привлекла остановившаяся у входа машина.
— Смотрите, Джастин Тимберлейк! — в восхищении вскрикнула девочка-подросток и вскинула свою мыльницу, торопясь поймать кумира в объектив.
— Наверное, на ту самую закрытую вечеринку, — с придыханием добавила ее соседка по очереди.
Джастин, если это был он, исчез за дверями, и мы прибавили шагу. Находиться в легкой одежде на февральском сквозняке было не очень приятно.
Войдя внутрь, мы попали в большой, залитый светом холл, занимавший в высоту не меньше трех этажей. Я засмотрелась на панно с изображениями семи чудес света — к общеизвестным египетским пирамидам, висячим садам Семирамиды, статуе Зевса, Колоссу Родосскому, Александрийскому маяку, Мавзолею в Галикарнасе и храму Артемиды было добавлено изображение здания, в котором мы находились. Да уж, самомнение у американцев — обзавидуешься!
Скоростной лифт доставил нас наверх, и, предъявив приглашение, мы попали на площадку, за высокими окнами которой разливался огнями ночной Нью-Йорк. Мы пришли одними из первых, народу пока было немного. На площадке царил полумрак, разбавленный приглушенным светом ламп, негромко звучал чарующий переливчатый блюз. За фуршетным столом высокий чернокожий бармен искусно разливал шампанское в пирамиду из бокалов. Искристое вино лилось в верхний бокал, постепенно наполняя нижние. Красивое зрелище! Вот только зрителей у него не было: редкие гости разбрелись по залу и оживленно переговаривались между собой.
Я с любопытством оглядела собравшихся: ньюйоркцы как будто сошли со страниц модных журналов, но никого из звезд я среди них не увидела — наверное, знаменитости появляются позже. Не обнаружила я и той, ради кого мы сюда приехали, и разочарованно заметила:
— Ее здесь нет.
— Подождем, — спокойно откликнулся Вацлав.
Такое чувство, что работа Гончим приучила его к терпению, и даже многочасовое ожидание не способно выбить его из колеи.
— Видишь кого-нибудь из наших? — полюбопытствовала я, скользнув взглядом по публике и пытаясь определить, кто из них может состоять в Клубе.
— Пока нет. Идем. — Вацлав приобнял меня за талию и увлек к окнам. — Посмотришь на город.
