Я смотрел в окно и не сразу понял, что обычный мой ужас от
высоты, который дважды уже пережить довелось, подступать не торопится.
Неужели ко всему дается привычка? Даже к полету?
Хотя и полет этот был совсем другой. Ровно и мощно гудел под
ногами ракетный толкач, Антуан даже не пытался искать восходящие потоки, а вел
планёр за Хелен. Летунья, дождавшись нас, взяла курс на юг, немного забирая к
востоку. Полетных карт у нас не было, но вряд ли самые сильные ветры могли
удержать в небе тяжелый китайский планёр.
– Далеко полетим? – спросил я, перекрикивая звук толкача.
– Посмотрим. Я лишь ведомый, – не отрывая взгляда от яркой
точки планёра впереди, ответил Антуан. – Девочка хорошо летит… умница…
Сухие руки старика крепко сжимали штурвал. Казалось, что
управлять планёром для него – детская забава. Вот только иногда губы сжимались
уж слишком сильно – и я заметил, что это случается при каждом развороте.
Рули тягать – тяжкая работа. Не зря Хелен своей силой
хвалилась. Я спросил:
– Как ты, Антуан?
Он ответил сразу:
– Ради этого я пошел бы на край света, Ильмар.
Ревел толкач, стлалась внизу земля. Медленно и неспешно мы
набирали высоту, ныряя иногда в невесомые пряди облаков. Один раз планёр влетел
в такую густую тучу, что ничего не было видно вокруг – лишь светящаяся молочным
светом мгла. Антуан словно и не заметил этого, все так же сидел, уставившись в
переднее стекло. Когда планёр вынырнул из облаков, оказалось, что мы ничуть не
отдалились от планёра Хелен. Но Антуан только и сказал:
– Девочка хороша.
– Далеко мы можем улететь? – продолжал я допытываться.
– Я не знаю, что за толкачи у нас стоят, Ильмар. Самые
хорошие горят по нескольку часов. В час мы делаем не меньше трехсот километров…
Говорят, что китайские летуны перегоняли османам планёры лишь с двумя
посадками, и уходило на весь путь двое суток.
– Так мы долетим до Иудеи?
Антуан не спорил, но с сомнением покачал головой.
– Не жди от судьбы слишком многого, Ильмар. Дотянем до
Измира – хорошо. А лучше всего – Кипр. Хоть и под османами, но там свои
порядки, да и близко к Иудее…
Планёр слегка качнуло, и я замолчал, решив не отвлекать
Антуана.
– Хочешь заняться делом? – спросил летун. – Бомбовая камора
сразу за нами. Если сумеешь аккуратно проделать отверстие в стенке – посмотрим,
как там наши.
Вначале мне пришлось извернуться, чтобы добраться до стенки.
Тоже туго натянутая ткань на перекрещенных распорках. Я уж было потянулся за
ножом, когда заметил защелку.
– Антуан, тут можно открыть…
Старик тревожно оглянулся.
– Только осторожно!
Я повернул защелку и откинул лючок за креслами.
На решетчатом полу бомбовой каморы лежали, вцепившись в
бамбуковые прутья, его преосвященство со своим верным охранником, бывший лекарь
Дома и беглый надзиратель. Сквозь обшивку им проникало немного света, и они мрачно
смотрели на меня.
– Как вы там? – спросил я, понимая всю нелепость вопроса.
– Замечательно! – отозвался Жан. – Заползай!
– Не стоит, – немедленно откликнулся Антуан. – Запоры не
выдержат, они и так еле держат, люк под вами раскроется.
Понять, шутит он или нет, было невозможно.
– Ты мог предупредить? – завопил Жан. – Ах ты старый
придурок!
– Будешь орать – потяну рычажок! – Антуан довольно
захихикал. – Всегда есть возможность ошибки, не ты ли это говорил?
Перебранка их была шутливой, ясное дело, но и Йенс, и Луи
занервничали. Лишь Жерар сохранял спокойствие:
– Антуан, куда мы намерены лететь?
– Не знаю! Ведет Хелен, – отозвался летун.
Но через несколько минут, когда разговор затих, он стал
тревожно вглядываться в стрелку компаса.
– Что-то не так? – уловив его взгляд, спросил я.
– Только бы она не вздумала лететь над морем…
– Ты же сам говорил про Кипр… и над морем лучший ветер, –
блеснул я познаниями.
– Лучший, – согласился Антуан. – Вот только я не лучший, я
уже устаю.
Он замолчал, и больше тревожить его я не решился. Страх не
вернулся полностью, но теперь я поглядывал на старика с опаской. Ему слишком
досталось за последние дни. Одних пещер хватило бы, чтобы измотать молодого.
Прошло часа два, а может быть, и больше. Планёры все так же
мчались над облаками, над полями и реками, над мелкими селениями и городками
побольше. Антуан все больше и больше хмурился, наконец произнес:
– Ее не зря называли ведьмой, Ильмар…
– Что такое?
– Глянь, там, впереди.
Я всмотрелся – и увидел блистающую на горизонте полоску
воды.
– Босфор, – сказал Антуан. – Хелен намеревается лететь до
Кипра. Или до Иудеи. Ильмар, ты никогда не учился лётному делу?
На спине у меня проступил пот:
– Откуда? Нет, никогда.
– Плохо. – Антуан замолчал.
Пролив близился. Вслед за планёром Хелен мы понеслись над
волнами так высоко, что даже волн не было видно.
– Главный враг летуна – не ветер или гроза. Даже небрежность
помощников, что готовят твой планёр к полету, лишь половина беды, – заговорил
Антуан. – Ты всегда помнишь, что человек слаб, что самый честный и верный
работник может ошибиться или отвлечься, переживать измену любимой или болезнь
матери. И каждый раз, отправляясь в полет, ты вверяешься чужой
добросовестности, доверяешь и машину, и себя тем, кто всегда остается на земле.
Страшно не это. Страшно поверить в свою безупречность, в неизменную удачу…
– Хелен верит себе, – отозвался я.
– Дело не в вере, Ильмар. Она доказывает. Самой себе и всем
нам доказывает, что сильнее любого мужчины. С ней давно уже все согласились, а
она все ведет свой спор…
Планёр Хелен дрогнул и будто просел. Дымный след от толкача
исчез, какие-то крошечные осколки понеслись вниз.
– Первый выгорел, – спокойно сказал Антуан. – Я ждал этого
час назад. Но нам везет… наверное. Это трехчасовые заряды.
Какое-то время планёр Хелен парил, даже заложил несколько
виражей. Летунья искала ветер. Но то ли ветра не было, то ли груз был слишком
велик – он начал терять высоту.
– Зря, зря тянешь… – пробормотал Антуан. Не мне, себе, я
едва уловил фразу по движению губ.
