Дима не успел убрать телефон, как наши разом повылезали из своих укрытий и набросились на него. Димин мобильник отлетел далеко в сторону. Его подобрала Корчагина и бочком-бочком вернулась за гаражи.
Несколько пацанов буквально повисли на Диме, остальные принялись избивать его руками и ногами. Дима упал, но его продолжали пинать. Каждый глухой удар отдавался в моей голове взрывом.
Дима закрывал голову и поначалу отбивался ногами. Но что он мог сделать один, против целой толпы? Девчонки окружили их кольцом, молча наблюдая за происходящим. Ближе всех стояла Запевалова и с упоением смотрела, как били Диму. Я взвыла, рванулась к ней, хотела броситься ей в ноги и на коленях умолять, чтобы она остановила их. Но тут кто-то схватил меня сзади и утянул обратно за гаражи. Это была Жанка Корчагина.
– Сдурела, что ли? Ты ему ничем не поможешь. Только опозоришься – это раз. И сама потом отхватишь пенделей – это два. Терпи давай. И лучше не смотри!
– Н-не м-могу, – прорыдала я. – Они… его…
– Ой, да ладно, ну подумаешь, попинают маленько. Убивать-то его никто не собирается. Ничего страшного не будет – встанет, отряхнётся и дальше пойдёт. У пацанов это обычное дело. Ты, главное, успокойся. Хорошо ещё, что все увлеклись зрелищем и никто не заметил, как ты тут завопила. А то сама бы сейчас попала под раздачу. На вот, отдашь своему Расходникову, – Жанка протянула мне Димин телефон.
– Спасибо, Жан. Ты никому…
Жанка хмыкнула:
– Не будь дурой.
Внезапно возня затихла, и все расступились. Жанка потащила меня за собой:
– Пошли, а то твоя нервная подружка запалит, что мы не участвуем. Ещё скажет, что мы против всех.
Я поплелась за Корчагиной, еле переставляя ноги и страшась даже смотреть в сторону Димы.
Он лежал на боку, свернувшись калачиком. Потом перевернулся на спину и приподнялся на локте. На нас смотрел исподлобья тяжёлым немигающим взглядом. Глаза, прежде синие, потемнели и будто налились свинцом. Лицо сделалось мертвенно бледным, и, может, поэтому глаза, тёмные брови, губы выглядели на контрасте нереально яркими. Он мне и такой, встрёпанный, избитый, казался безумно красивым, настолько красивым, что аж смотреть больно.
Но, главное, Дима был цел. Хотя досталось ему изрядно. Волосы, мокрые от снега, торчали во все стороны. Ворот рубашки разорван. На скуле ссадина. Из разбитой губы сочилась кровь и алыми бусинами падала на снег.
Запевалова приблизилась к Диме и спросила насмешливо:
– Ну, как тебе в нашем детском садике, не скучно? А то смотри, мы тебя можем так развлекать хоть каждый день. Это чтобы жизнь пресной не казалась.
– Как бы развлекалка не сломалась.
– О-о! Мы зубки скалим. Что, пилюли от борзоты не подействовали? Добавку прописать? Чтобы научился уважать общество. А то смотри, договоришься. Знаешь ведь, если ты плюнешь в общество – оно утрётся, а вот если общество плюнет в тебя – ты потонешь.
– Как-нибудь всплыву, да и общества я тут не наблюдаю. Только стадо тупых хомячков и злобную, тупую су…
Он не успел договорить – Запевалова вспыхнула, и Айрамов, как по сигналу, нанёс Диме ужасающий удар ногой. Я взвизгнула и тотчас получила тычок в спину от Корчагиной. Дима обмяк, лежал несколько секунд без чувств, но, едва начал приходить в себя, Запевалова дала команду пацанам приподнять его. Диму поставили, не на ноги, а на колени, не давая ни встать, ни упасть. Зубков схватил его сзади за волосы и запрокинул ему голову. Запевалова подошла к нему вплотную, он дёрнулся, но его удержали.
– Всплывёшь, говоришь. Сейчас проверим, – и смачно плюнула ему прямо в лицо!
Я ахнула, и Корчагина снова пихнула меня в бок.
Дима опять дёрнулся и тут же сморщился: Айрамов, гад, заломил ему руку.
– А теперь каждый должен в него плюнуть, – безоговорочным тоном приказала Женька.
Я онемела. У Запеваловой больная фантазия! У неё же крышу совсем снесло! Но никто даже не удивился. Без слов подходили по одному и плевали ему в лицо! В его лицо! Такое красивое, что дух захватывало! А они все, все преспокойно плевали, будто это урна или… не знаю что ещё… А он только отворачивался, крепко зажмурившись.
Сердце бешено колотилось. Меня всю трясло. Не верилось, что всё это безумие происходит на самом деле.
Вот уже плюнула последняя, Корчагина, и отошла, и все выжидающе уставились на меня. Но я не могла и с места сдвинуться. Только мотала головой и беззвучно рыдала.
– Плюнь в него, – сурово велела Запевалова.
– Тань, давай, – просительно промямлил Бородин, подонок, подталкивая меня в спину.
– Ну! – голос Запеваловой сделался жёстким и требовательным. И смотрела она на меня с нескрываемой угрозой.
И тут я прямо физически, кожей почувствовала, как вокруг меня сгущаются враждебность и ненависть. Те, кто стоял в стороне, стали медленно приближаться, словно сжимая меня в круг. Какие у них были лица! Какие глаза! Внезапно я осознала, что, если сейчас не плюну, как все, мне настанет конец. И не завтра, не когда-нибудь, а прямо сейчас, тут же, на месте. Они меня не убьют, разумеется, но точно знаю: того, что со мной сделают, я попросту не переживу. И я сломалась. Я плюнула! Глядя ему в глаза. В синие, невозможно прекрасные глаза. Потому что, когда подошла я, он не отвернулся, не зажмурился. Смотрел на меня в упор, не мигая. И пусть плюнула не так, как они, да у меня и во рту-то пересохло, но это всё равно было так ужасно! Такая невыносимая пытка…
После этого его отпустили, и он медленно осел в снег.
На обратном пути Запевалова буркнула:
– Кто Расходникову губу разбил?
– Я, – признался Айрамов. – По привычке.
– По привычке, – передразнила его Женька. – Говорила же, лицо не трогать! Вот если что всплывёт, хотя я и сомневаюсь, конечно, что Расходников побежит жаловаться кому-нибудь, но на всякий случай знай: вы дрались вдвоём. Никого другого не было. Ясно?
Айрамов кивнул.
– Надеюсь, ума у всех хватило ничего не снимать на телефон?
Все промолчали. Про «не снимать на телефон» она повторяет перед каждой разборкой. Мол, все придурки именно так и палятся.
Запевалова успокоилась, и все сразу ожили, принялись болтать, как ни в чём не бывало. Я же не помню, как шла. Наверное, у меня был шок. Дороги не видела – перед глазами так и стоял Димин пристальный, немигающий взгляд.
Хотелось упасть, разрыдаться и умереть. Ненавижу всех, а ещё больше себя ненавижу. Бородин подлез ко мне, предложил проводить домой, поднести сумку, а то, сказал, вид у меня нездоровый.
– Никогда ко мне больше не подходи, ненавижу тебя! – зашипела я на него.
Потом развернулась и пошла обратно, к ракушкам.
– Ты куда? – хором окликнули меня Запевалова и Бородин.
