— Я не скажу вам ничего, — ответила она.
Дитер изобразил разочарование, но на самом деле он был доволен столь быстрым прогрессом. Она уже перестала делать вид, будто не знает, о чем он говорит. Это было своего рода признанием.
— Я собираюсь задать вам несколько вопросов, — сказал он. — Если вы на них не ответите, я снова вас спрошу, но уже в гестапо.
Она посмотрела на него с вызовом.
— Где вы встречаете британских агентов? — спросил он.
Она ничего не ответила.
— Как они вас узнают?
Она посмотрела на него твердым взглядом. Она больше не нервничала. Храбрая женщина, подумал Дитер. С ней будут проблемы.
— Каков пароль? Кому вы передаете этих агентов? Как вы поддерживаете контакт с Сопротивлением? Кто стоит во главе?
Молчание.
Дитер встал.
— Прошу пройти со мной.
— Отлично, — не дрогнув, ответила она. — Надеюсь, вы разрешите мне надеть шляпу?
— Конечно. — Он кивнул Стефании. — Пожалуйста, пройди вместе с мадемуазель. Позаботься о том, чтобы она никуда не позвонила и ничего не написала. — Он не хотел, чтобы она оставила какое-нибудь сообщение.
Он ждал их в холле. Вернувшись, мадемуазель Лема сняла фартук и надела легкое пальто и шляпу-колокол, вышедшую из моды задолго до начала войны. В руках она несла темно-коричневую кожаную сумочку. Когда они втроем уже направились к входной двери, мадемуазель Лема вдруг сказала:
— Ой! Я забыла ключ.
— Он вам не понадобится, — сказал Дитер.
— Дверь закрывается сама, — сказала она. — Чтобы войти в дом, мне нужен ключ.
Дитер посмотрел ей прямо в глаза.
— Разве вы не понимаете? — сказал он. — Вы укрывали в своем доме британских террористов, вас схватили, и вы находитесь в руках гестапо. — С деланым сожалением он покачал головой. — Что бы ни случилось, мадемуазель, вы уже никогда не вернетесь домой.
Теперь до нее дошел весь ужас происходящего. Лицо ее побелело, она пошатнулась, едва удержавшись за край овального стола. Китайская ваза с пучком сухой травы угрожающе качнулась, но так и не упала. Мадемуазель Лема выпрямилась и отпустила стол. Она снова вызывающе посмотрела на Дитера и вышла из своего дома с высоко поднятой головой.
Дитер предложил Стефании сесть на переднее пассажирское сиденье, а сам сел на заднее вместе с заключенной. Пока Ганс вез их в Сан-Сесиль, Дитер вел вежливую беседу.
— Вы родились в Реймсе, мадемуазель?
— Да. Мой отец был регентом в кафедральном соборе.
Значит, она из религиозной семьи. Для того плана, который уже формировался в голове Дитера, это было в самый раз.
— Он еще служит?
— Он умер пять лет назад, после продолжительной болезни.
— А ваша мать?
— Умерла, когда я была еще молодой.
— Значит, вы, видимо, ухаживали за своим отцом, пока он болел?
— В течение двадцати лет.
— А! — Теперь понятно, почему она одинока. Она провела свою жизнь, ухаживая за отцом-инвалидом. — И он оставил вам этот дом.
Она кивнула.
— Некоторые могут подумать, что это незначительная награда за столь преданную службу, — с сочувствием сказал Дитер.
Она смерила его надменным взглядом.
— Такие вещи делают не за вознаграждение.
— Конечно, нет. — Этот замаскированный упрек его не волновал. Это только поможет выполнению его плана, если женщина сможет убедить себя, что она выше Дитера в моральном и социальном отношении. — У вас есть братья и сестры?
— Нет.
Теперь Дитер хорошо представлял себе всю картину. Агенты, которых она укрывала, все эти молодые мужчины и женщины, были для нее как дети. Она их кормила, обстирывала, разговаривала с ними и, возможно, следила за отношениями между полами, не допуская ничего аморального — по крайней мере под ее крышей.
И теперь ей придется за это умереть.
Но сначала, надеялся Дитер, она все ему расскажет.
Гестаповский «ситроен» следовал за машиной Дитера до самого Сан-Сесиля. Когда они припарковались на территории шато, Дитер сказал Веберу:
— Я собираюсь отвести ее наверх и устроить в кабинете.
— Зачем? В подвале есть свободные камеры.
— Увидишь.
Дитер повел заключенную в кабинеты гестапо. Заглянув во все помещения, он выбрал самое беспокойное, представляющее собой нечто среднее между машинописным бюро и почтовым отделением. Оставив мадемуазель Лема в коридоре, он закрыл за собой дверь и хлопнул в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание. Понизив голос, он сказал:
— Я собираюсь привести сюда одну француженку. Она заключенная, но я хочу, чтобы все вели себя с ней дружелюбно и вежливо — это понятно? Обращайтесь с ней как с гостьей. Важно, чтобы она чувствовала, что к ней относятся с уважением.
Он привел ее в помещение, усадил за стол и, пробормотав извинения, приковал наручниками за лодыжку к ножке стола. Оставив с женщиной Стефанию, он вывел Гессе в коридор.
— Сходите в буфет и попросите их сервировать обед на подносе. Суп, основное блюдо, немного вина, бутылку минеральной воды и много кофе. Принесите столовые приборы, бокалы, салфетку. Пусть все выглядит красиво.
Лейтенант восхищенно ухмыльнулся. Он не представлял, что собирается сделать его шеф, но был уверен, что это будет нечто толковое.
Через несколько минут он вернулся с подносом. Забрав у него поднос, Дитер внес его в кабинет и поставил перед мадемуазель Лема.
— Прошу, — сказал он. — Сейчас время обеда.
— Спасибо, я не в состоянии ничего есть.
— Может, немного супа? — Он налил вино в ее бокал.
Долив воды, она выпила вина, затем попробовала ложку супа.
— Как суп?
— Прекрасно, — признала она.
— Французская кухня весьма изысканна. Мы, немцы, не в состоянии ей подражать. — Дитер болтал всякую чепуху, пытаясь привести заключенную в расслабленное состояние, и в конце концов она съела большую часть супа. Тогда он налил ей бокал воды.
Вошедший майор Вебер, не веря своим глазам, уставился на поднос.
— Мы что, уже поощряем тех, кто дает убежище террористам? — по-немецки спросил он.
— Мы имеем дело с дамой и должны соответственно с ней обращаться, — ответил Дитер.
— Господи Боже! — сказал Вебер и, резко развернувшись, вышел.
Мадемуазель Лема отказалась от основного блюда, но выпила весь кофе. Дитер был доволен — все шло по плану. Когда узница покончила с едой, он снова начал задавать свои вопросы:
