Я отодвинула пустую тарелку на край стола.
— Андрюша, Елизавета Гавриловна увозила пуштанов из гетто сразу после окончания Великой Отечественной войны. С тех пор минуло семьдесят лет, подавляющее число спасенных Николаевой скончалось от старости. Даже если Елизавета унесла младенца и не успела спасти его родителей, тому ребеночку сейчас перевалило на восьмой десяток. Поздно он на месть решился, ему пора о своей душе подумать. Почему он раньше не опомнился? Отчего решил на старости лет Николаеву за свое сиротство наказать? И какого черта он первым убил Геннадия Петровича? Тот не сын, а зять старухи, то есть не родная кровь, а чужой ей человек. Кондитерша Лариса уверяет, что профессор был идеален, обожал и жену, и тещу, содержал всех, ни в чем домашним не отказывал. Алла и Олег сегодня за ужином сказали, что отец отличался гневливостью, постоянно скандалил, орал на детей, на жену. Думаю, истина находится где-то посередине. Николаев, вынужденный тащить на плечах голодное семейство, иногда уставал совать в открытые рты воронят червячков и впадал в агрессию. Как любого добытчика, Геннадия Петровича мучили мысли: смогу ли прокормить, выучить, одеть-обуть, обеспечить необходимым всех, кто едет на моем горбу? Жена — домашняя хозяйка, теща — пенсионерка, дети — бездельники, ни у кого достойной зарплаты нет. Алла вспомнила, что отец впадал в бешенство, увидев незавернутый кран на кухне или не выключенные на ночь фонари во дворе. Дочь с кривой ухмылкой назвала его «психопатом». Но Аллочка-то за коммунальные услуги не платила, она понятия не имеет, какая сумма каждый месяц за электричество из кармана утекает. Профессор просто хотел минимизировать расходы. Думаю, он и Елизавете Гавриловне замечания делал, а та злилась. Почему убийца решил, что кончина зятя больно ранит тещу? Ему следовало отправить на тот свет Нину Анатольевну, на которой, собственно, держится дом, или кого-то из внуков бабки.
— Следующей жертвой стала как раз Катя, ее внучка, — напомнил Андрей. — Ладно, возможно, ты права, морально убить хотели не старуху, а Нину Анатольевну, та ведь обожала супруга. Все, с кем я сегодня беседовал, в один голос твердили: «Нина за Геннадием как за младенцем смотрела. Столько лет вместе прожили, а она чуть в обморок от любви к мужику не падала».
Я засмеялась:
— Нина безобиднее бабочки, она ведет домашнее хозяйство, подруг у нее нет, в наличии врагов сильно сомневаюсь. Она занята кухней и пансионом, хотя ее заведение не конкурент другим гостиницам, в маленьком домике всего четыре комнаты. Подведу итог: коллег по работе у дочери Елизаветы нет и никогда не было, подружек нет, любовников она не заводила, а ее бизнес такой малоприбыльный, что рыдать хочется. Кому она могла перейти дорогу?
— Вспомни историю Коротич, — вздохнул Платонов. — Для разжигания лютой ненависти хватило одной бестактной фразы, произнесенной не в том месте не в тот час.
— Катю убили спустя несколько лет после отца, — возразила я. — Конечно, месть — блюдо, которое подают холодным, но ведь не заледеневшим.
Платонов засопел, потом попросил:
— Поговори с Ниной Анатольевной, попытайся вызвать ее на откровенность. У каждого человека есть тайны. Вдруг у нее все же есть любовник, а у того офигевшая от ревности жена?
— Скорей уж у меня хвост вырастет, чем у Нины воздыхатель обнаружится, — засмеялась я. — Она не первой молодости, далеко не красавица, совсем не следит за собой, одевается кое-как, у нее прическа под названием «Драка в гнезде ворон»…
Андрей прервал меня, взяв за руку:
— Пожалуйста, побеседуй все же со вдовой. Расспроси ее о покойном муже, о Кате, расскажи, что дочь хотела уехать подальше от дома. Вероятно, мать знает, какой скандал грозит Николаевым.
— Навряд ли Нина Анатольевна согласится выложить перед чужим человеком семейные тайны, — усомнилась я.
— Ну, пожалуйста, — повторил Платонов. — Со мной она точно откровенничать не станет, а у тебя есть шанс хоть что-то выведать.
— Ладно, — сдалась я, — попытаюсь. Но положительного результата не гарантирую.
Глава 19
Из-под двери спальни Нины Анатольевны пробивалась узкая полоса света. Я постояла в коридоре, прислушиваясь. Вроде Николаева не спит, но ведь бывают люди, которые глаз не сомкнут в темноте. Поколебавшись, я осторожно постучала, но никто не спешил открыть дверь. Потом из-за створки послышался голос хозяйки:
— Кто там?
— Извините, — ответила я, — это Виола.
— Секундочку, — крикнула Нина, — только халат наброшу.
— Не торопитесь, — смутилась я.
Минут через пять дверь открылась, показалась Николаева со встревоженным лицом.
— Боже, что случилось?
— Все в полном порядке, — быстро заверила я.
— Фу… — выдохнула Нина Анатольевна. — А то прямо сердце перевернулось.
— Простите, пожалуйста, — забормотала я, — не хотела вас тревожить. Но совершенно случайно стала обладательницей некой информации, и мне показалось, что вам надо ее знать.
Из комнаты донесся шорох.
— Однако если вы сейчас заняты, то можно перенести разговор на завтра, — сказала я.
— Дела все давно переделала, читала книгу, — ответила Нина. — Заходите, пожалуйста, сейчас окошко закрою. Дождь льет как из ведра, погода испортилась.
— Завтра наладится, — оптимистично заметила я, глядя, как она захлопывает раму.
— Очень надеюсь, — подхватила Нина Анатольевна. — Терпеть не могу слякоть, промозглость. Вот моя мама любит ненастье, она поздней осенью, когда у всех депрессия из-за отсутствия солнца начинается, прямо расцветает. Я же с сентября по март буквально умираю.
Нина Анатольевна оперлась о подоконник рукой и поежилась.
— Еще и ветер резкий, воды в комнату нахлестало.
Я взглянула на спешно задернутые хозяйкой шторы. Если так не любишь сырость, зачем распахивать окно?
Нина опустилась в кресло и показала на обтянутый гобеленом диванчик, стоящий рядом.
— Устраивайтесь поудобнее.
Я села, увидела рядом толстую книгу и восхитилась:
— Роскошное издание! Можно посмотреть?
— Конечно, — любезно разрешила Нина Анатольевна.
Я взяла том в руки.
— Переплет из настоящей кожи, золотой обрез, бумага, как в художественных альбомах. «История моего народа», автор Вера Васькина. Не думала, что научные труды так великолепно издают. Слышала об этом произведении, оно о пуштанах.
Николаева сдернула со спинки кресла шаль и закуталась в нее.
— Дед Веры Дмитриевны был русский по национальности. Его семья жила неподалеку от Комани. Лиза и Вера в детстве почти не общались. Гавриил Комани считал, что его дочь не должна заходить к соседям, дескать, у них в доме не те порядки, которые соблюдают пуштаны. Вера, мол, не чистокровная.
