– У вас есть соображения, кто мог пытаться вас убить?
– Нет. Мозинцев говорил о некоем Марселе Леверье, студенте-филологе из Франции. Якобы он неравнодушен к Лацман. Но я его не видел и не знаю.
– «Лотос», «Лотос», – повторил лысоватый в невидимую гарнитуру, – записали? Что еще можете связать с этим? – вновь обратился он к Виктору.
– В библиотеке нашел странную монету.
– Покажите.
Лысоватый вынул из кармана электронный фотик, похожий на портсигар или дешевый бюджетный «Рекам», защищенный от воды – кому как больше нравится, – заснял монету с обеих сторон, затем выдвинул из фотика антенну и нажал одну из кнопок на корпусе – замигал светодиод.
– «Лотос», кидаю снимок монеты.
«Оригинально. Мыльница с функцией MMS. Может, по ней еще и звонить можно?»
– Да, извините, забыл представиться. Расков Евгений Афанасьевич, старший лейтенант госбезопасности СССР. У вас есть какие-то вопросы, жалобы, просьбы?
– Два вопроса.
– Пожалуйста.
– Первый – что с товарищем, который закрыл меня от пули?
– Жив, он в жилете был. Но в больнице полежать придется.
– Не знаю, как сказать даже… Передайте от меня самую огромную признательность… и, как только появится возможность, навещу.
– Хорошо. А второй?
– Где можно будет плащ почистить?
Его спутники непроизвольно расхохотались. Расков первый вернул себе полустрогий вид и спокойно сказал:
– Как приедем, отдадим в чистку. За плащ не волнуйтесь.
Машина тем временем проскочила мост и от Пушки свернула почему-то не влево, а вправо. Встречный ветер швырнул на лобовое стекло горсть дождевых капель; заработали дворники. Сквозь тонированные окна Виктор увидел мелькнувшие двухэтажные купеческие дома, а за ними старые одноэтажные избушки, обшитые досками. Калинина в этой части была узкой и малолюдной, как деревенская улица.
– Не застраивают здесь? – почему-то спросил Виктор.
– Здесь низина, вода, – ответил Расков. – Решают пока, что делать.
Возле одноэтажной коробки продмага машина резко свернула влево и стала карабкаться на крутой подъем все той же Верхней Лубянки, подпрыгивая на размытых дождями выбоинах асфальта, – до этого уголка города модернизация добралась еще не во всей полноте. Дорога шла по краю обрыва, и справа из намокшей, поросшей лесом глубины тянулись стволы берез и сосен; затем, вильнув у верховья, она превратилась в свежеасфальтированный проезд между коттеджами и наконец влилась в улицу Вали Сафроновой. Виктору показалось, что они едут в «Коннект», и вот даже знакомое здание на углу показалось, и огни светофоров на перекрестке, но на Дуки они повернули вправо, и Виктор понял, что его везут в Кремль. В тот, который на Кургане.
Они не тормозили перед воротами – видимо, те открылись по сигналу – и въехали в подземный гараж. Машина проехала еще какое-то расстояние по тоннелю, как по улице, и остановилась перед двойными решетчатыми воротами из толстых стальных труб; рядом в будке виднелись амбразуры, как у дота. К ним никто не выходил и документов не спрашивал – просто ворота открылись и пропустили внутрь. Они проехали медленно еще метров пятьдесят.
– Все. Выходите.
Гараж как гараж, подумал Виктор, светлый и проветриваемый. На тюремные застенки это подземелье мало походило, и даже бензином почти не пахло.
– Прошу вас, правую руку.
С Виктора сняли браслет, и это, видимо, было чем-то положительным. Браслет – скорее всего, радиомаяк.
Виктор вновь почувствовал какую-то раздвоенность. С одной стороны, его спасли и явно намерены обеспечить безопасность. С другой, на него могли запросто повесить мошенничество и использование фальшивых документов, а также связь с иностранной гражданкой; хотя последнее – не статья, но при желании под это можно было накрутить вплоть до особо тяжких. Особенно при обострении международной обстановки и гонке ракетно-космических вооружений. Кроме него в Союзе еще четверть миллиарда людей, безопасность которых надо обеспечить, и четверть миллиарда минус один – это в пределах неизбежных потерь.
Самое главное, сказал он себе, понять, что это все просто машина, и по отношению к нему она безразлична, а лишь действует как заведена, и по умолчанию в любой, даже самой демократичной стране подобные машины заведены искать виновных – для того их и создавали волею народов. Поэтому в любом случае нельзя допускать в себе чувства вины – это может привести если не к прямому самооговору, то к показаниям против себя.
Впрочем, наша обычная жизнь в нашей реальности в этом плане мало чем отличается. От всех нас, получавших паспорт с гербом СССР, постоянно требуют чувства вины. Нам доказывают, что наш труд в советское время был ненужным и бессмысленным, наше общество – преступным, наша страна – обреченной. Не поддавайтесь этому. Идите в Большую Несознанку. Вы ни в чем не виновны, вы не обижали ни один народ в мире, ваш труд был трудом для народа, а не какого-то там «режима», вы прожили жизнь не святым, но порядочным человеком, и то, что вы сделали в этой жизни, было очень нужно другим людям. Не признавайте того, что «весь цивилизованный мир» обязательно использует против вас, ваших близких и друзей, против людей разных национальностей, которых за рубежом зовут одним словом – русские. Если даже на изломе эпох доводилось соглашаться с обвинениями в «проклятом прошлом» – не подписывайтесь под этим, угораздило подписаться – откажитесь.
– Пройдите.
Их было двое – один шел сбоку, другой позади. Однако Виктора так и не обыскивали; из этого можно было предположить, что человек с паспортом РФ к опасным преступникам сам по себе не относится. Остается выяснить, почему они ищут человека с телефоном стандарта GSM, и это скоро станет ясным. И тогда, в сквере, они ловили человека с телефоном стандарта GSM, человека странного вида и, как сказал мужик из автобуса, – со странными способностями. И сиреневая девушка оказалась ложной целью. Кого же они тут ловят и за что?
– Мы у кабинета. Хорошо, – это в гарнитуру рации. Хендз-фри.
– Заходите, пожалуйста, – раздался из-за двери женский голос.
Виктор переступил порог. Из-за стола приподнялась женщина: это была Светлана Викторовна, та самая, которая заходила к нему в кооператив осваивать методы бизнес-анализа.
«Так вот отчего Иван на бумажке писал! Он знал!»
– Здравствуйте, – сказала она. – Вы просили почистить плащ: оставьте его на вешалке, к утру его вам принесут.
– Здравствуйте… простите…
– Семиверстова – это моя настоящая фамилия. Звание – майор, если интересует. Присаживайтесь.
Виктор повесил плащ и сел на стул. Встретить женщину, тем более уже знакомую до этого, он никак не ожидал. «Видимо, на неожиданность и рассчитано. И на психологию».
– Чтобы не томить вас неизвестностью, – продолжала майор Семиверстова, – вы участник ПЗС, программы защиты свидетелей покушения на жизнь нескольких человек. Пока – свидетелей. Скажу сразу: предлагать вам сделку – мы вам закроем глаза на два паспорта, вы нам расскажете то-то и то-то – я не собираюсь. Дешевый прием, да и вы на это не пойдете. Тем более что у вас есть смягчающие обстоятельства – безвыходность положения, отсутствие документов и средств к существованию, сложность объяснения того, откуда и как здесь очутились. Вас не удивляет, что я вам это подсказываю?
