– Зачем вы согласились? – со стоном спросил Морис. – Он будет в восторге, видя, что я так болен. Мы с Адольфом смеялись над его ростом и горбом, и он, конечно, продолжает сердиться на нас.
– Бедный дружочек, – сказала ему мать, – тебе так скучно и ты так ужасно страдаешь, что мы с твоим папой решили поразвлечь тебя.
– Хорошо развлечение! – пробормотал Морис.
– Приятное времяпрепровождение, – прибавил Адольф.
Несмотря на свое недовольство, они не захотели, чтобы их мать написала письмо Франсуа де Нансе с отказом принять его.
На следующий день приехал маленький горбун. Войдя в комнату больных, он ласково и приветливо поздоровался с ними, но ни Морис, ни Адольф не пошевелились и ничего не ответили ему.
– Вам было очень больно? Еще и теперь больно? – участливо спросил Франсуа.
Не было никакого ответа.
– Мы так горевали, что с вами случилось это несчастье, – продолжал маленький де Нансе. – Папа каждый день присылал спрашивать о вашем здоровье, и, когда мы узнали, что вам стало немножко лучше, я тотчас же попросил позволения навестить вас… Особенно тебя, мой бедный Морис, ведь ты не можешь пошевелиться… Может быть, я утомляю вас? Скажите мне откровенно, и я приду завтра или послезавтра.
Бедному Франсуа было немного неловко, он решительно не знал, нужно ли ему остаться или лучше уйти. Некоторое время мальчик ждал, не заговорят ли с ним больные, но они упорно молчали. Тогда он поднялся с места и сказал:
– До свидания, Морис, до свидания, Адольф, я опять приду к вам вместе с папой и не останусь здесь долго, чтобы не утомлять вас.
Он ушел, ему было грустно, что Морис и Адольф так дурно приняли его, но в добром и великодушном сердечке горбатого мальчика не шевельнулось никакого злого чувства. «Не нужно обижаться на них, – подумал он, – ведь они ужасно несчастны, они очень больны и страдают. Может быть, шум и разговор неприятны им?.. В следующий раз я постараюсь говорить с ними о таких вещах, которые их могут занять».
Христина знала, что ее друг был у Мориса и Адольфа, и на следующий день отправилась к нему, чтобы узнать, как прошло свидание.
– Им все еще очень нехорошо, – ответил Франсуа.
– Они были довольны, что ты к ним пришел? – продолжала расспрашивать Христина.
– Н-не знаю, они мне не сказали этого.
– Они рассказали тебе, почему загорелась гостиная?
– Нет, я не расспрашивал их об этом.
– О чем же вы разговаривали? – с удивлением спросила Христина.
– Да они совсем не разговаривали, говорил я один.
– Боже мой, Боже мой! – проговорила Христина, всплеснув руками. – Разве у них сгорели языки?
Франсуа улыбнулся, сказав:
– Нет, только они все равно молчат.
Христина пристально вгляделась в лицо друга:
– Франсуа, они сказали или сделали что-нибудь очень злое, и ты не хочешь говорить об этом? Ты краснеешь, я вижу, что угадала.
– Да, Христина, – со смехом сказал подошедший к детям де Нансе. – Они не сказали ему ни одного слова, не ответили ему ни «да», ни «нет». Ни один из них даже не посмотрел на него, и Франсуа все-таки хочет вернуться к ним.
– Ты слишком добр, Франсуа, – сказала Христина. – Ты слишком добр. Не правда ли? – обратилась она к де Нансе.
– Нельзя быть слишком добрым, Христиночка, – ответил ей де Нансе, – и мы редко бываем даже достаточно добрыми. Если Франсуа опять пойдет к Морису и Адольфу, он сделает вдвойне доброе дело. Во-первых, отплатит добром за зло; во-вторых, навестит несчастных, жестоко страдающих мальчиков, которым еще долго придется лежать… в особенности Морису. Может быть, его второе посещение тронет их. Если они будут часто видеться с Франсуа, они, возможно, станут лучше.
– Вот это правда, – согласилась Христина. – Когда побудешь с Франсуа и с вами, всегда делаешься немного лучше… Поэтому-то я была бы так рада навсегда поселиться у вас. О, если бы вы согласились взять меня!
– Ах, ты, моя бедняжечка, – сказал де Нансе, целуя ее, – перестань думать о том, что невозможно.
– Когда я буду старая, – продолжала мечтать Христина, – и мне позволят делать все, что я захочу, обязательно перееду к вам и останусь навсегда.
– Ну тогда посмотрим, – улыбнулся де Нансе. – Нам некуда торопиться, время еще есть. А теперь пойди поиграй с Франсуа, я же сяду работать.
– Что же вы делаете? Как вы работаете? – спросила Христина.
– Какая ты любопытная! – заметил де Нансе и прибавил: – Я пишу книгу, которой ты не поймешь.
– Вы думаете? А мне кажется, я пойму. О чем в ней говорится?
– О воспитании детей и о…
– И совсем это не трудно понять, – сказала Христина. – Нужно только делать, как вы, вот и все. Я отлично понимаю, что вы от многого отказываетесь для Франсуа. Я вижу, что для его воспитания вы всегда живете в деревне, что вы знакомитесь только с людьми, которые могут принести ему пользу или доставить удовольствие, что вы позволяете мне так часто мешать и надоедать вам ради Франсуа, что для Франсуа вы учите меня быть доброй, любить Бога и людей, что вы любите меня для Франсуа, что вы…
Де Нансе обнял ее и нежно сказал:
– Довольно, моя дорогая. Ты слишком скромна относительно себя и слишком многое видишь в других отношениях. Правда, сперва я полюбил тебя и стал звать к нам ради Франсуа, но очень скоро полюбил за тебя саму, и после Франсуа тебя я люблю больше всех на свете. Мой мальчик это знает, мы часто говорим о тебе, и оба очень тебя любим.
Христина бросилась ему на шею.
– Ах как все это хорошо! – воскликнула она. – Как я довольна, как я счастлива и как люблю вас! Если бы вы знали только, как мне неприятно говорить вам «господин де Нансе». Мне всегда хочется назвать вас папой.
– Никогда не делай этого, дитя мое, – серьезно сказал де Нансе. – Это было бы нехорошо.
– Почему нехорошо? – удивилась Христина.
– Потому что, делая это, ты точно обвиняла бы своего родного отца. Это значило бы: де Нансе для меня лучше моего настоящего папы, и я его люблю больше, чем родного отца.
– Да ведь это же правда.
– Молчи, Христиночка, молчи. Никогда не говори так.
Христина стояла, не говоря ни слова и прислонившись головой к плечу де Нансе.
– О чем ты думаешь, Христиночка?
– О том, что я стала очень счастлива с тех пор, как узнала вас и Франсуа. Он такой добрый!
Де Нансе улыбнулся и сказал:
– Да, он очень добрый, только смотри, он все-таки, пожалуй, рассердится на тебя, ему уже давно хочется поиграть с тобой, а приходится только стоять и смотреть на нас.
– Тебе скучно, Франсуа? – спросила Христина.
