Не все ребята из седьмого отряда и на пересменку поехали, больше половины в лагере остались. Но Ася решила съездить, пока мама еще дома.
Хорошо дома! Хорошо после большой палаты спать у себя в комнате. Ложиться, когда захочешь, и есть, что нравится.
И даже телевизор хорошо посмотреть, и даже поиграть с близнецами. Только мама очень расстроилась из-за обрезанных кос, а еще больше из-за того, что Ася толком объяснить не хочет — зачем? И где теперь ее коса?
— Сохранили бы, — сердилась мама. — Такое сокровище… Когда теперь вырастет!
«Никогда», — грустно подумала Ася.
— По-моему, тебе грустно, Асенок, — сказала вдруг мама. — Послушай, если ты не хочешь, не возвращайся в лагерь. Поезжай вместе с Соней и Савелием к бабушке.
— Нет, нет! — испугалась Ася.
К бабушке ей очень хотелось, просто жуть как хотелось, но ведь Кольку не бросишь. И сад не бросишь. И как же Сева, Горыныч и Еж? Ася видела, как много они помогали ей. Они работали в саду ночами, когда их никто не видел, и делали такую работу, которую никто, кроме гномов, наверное, и сделать-то не мог. Они распутывали ветки деревьев, которые переплелись между собой, а это совсем, совсем не просто. Сева сказал как-то, что, пока деревья стоят такие спутанные, сад будет оставаться диким, как бы ни выпалывали и ни облагораживали его ребята.
Уставали гномы страшно. Однажды Ася увидела, что они все трое уснули на ветках вишни. Еж свернулся калачиком, положив колпачок под голову, уткнувшись лбом в колени; Горыныч раскинулся широко, вольно и спал сладко-сладко, чуть приоткрыв рот. А Сева лег на ветку животом, обхватил ее руками, свесил ногу…
Ася аккуратно сняла их с дерева, старясь не разбудить, положила в большой лопух и отнесла к Сдобной Булочке.
Та заохала, запричитала, велела стелить постели. Сева рассказал потом, что проспали они два дня, не просыпаясь.
— Нет, я в лагерь поеду, — вздохнула Ася.
— Что-то тебе совсем невесело…
Ася от маминой ласковости чуть не расплакалась, чуть не рассказала все, но вовремя опомнилась и сказала:
— Да нет, просто… Кукумбера жалко.
— Кого? A-а, это Колю? Который упал? Почему Кукумбер?
— Потому что Огурцов… Мам, а бывает так, что врачи говорят: все, ничем помочь нельзя, а потом — бац! — и какое-нибудь чудо и…
— Бывает. Тебе этот Коля нравится?
— Он хороший, — уклончиво сказала Ася и вдруг вспомнила, как они с Колькой ходили на остров и там залезли на стог сена. Колька начал ей соломинки в волосы вставлять, а она сопротивлялась, они даже подрались в шутку, но не удержались на стогу и съехали вниз, как с горки. И как Колькины глаза на секундочку оказались так близко-близко, серьезные такие, внимательные…
— Да, наверное, он мне нравится, — вздохнула Ася.
Мама притянула ее к себе, и они долго сидели так, обнявшись и ничего не говоря.
Глава 20
Вернувшись в «Светлячок», Ася первым делом побежала в сад. Оказывается, она соскучилась по нему не меньше, чем по Севе, Горынычу и Ежу, не меньше, чем по Сашеньке, Карине и Варе. Неужели когда-то он казался ей страшным и неуютным? Даже не верится! Теперь, когда большая трава осталась только на задворках и у гадюкиного гнезда, когда умница Сашенька наметила место для грядок, и все деревья стали будто чуть выше, — теперь этот сад для Аси был лучшим местом в лагере. Она по-хозяйски обошла его, увидела, как много сделали гномы, пока она была дома, погладила высокую яблоню, на яблоки которой была вся ее надежда, и пошла к обрыву.
Здесь было еще много работы. Надо освободить из травяного плена облепиху и две груши. Старая развесистая облепиха росла на самом краю. Внизу белела узкая полоска каменного берега, медленно, дремотно текла река, а за ней был Колькин остров.
Ася вернулась к яблоне и уже хотела бежать в лес, разыскать братьев-гномов, по которым она соскучилась просто ужасно, но вдруг что-то изменилось во всем мире, что-то незримое, будто воздух стал гуще. Ася замерла. Каким-то особенным ветром повеяло с реки, и ветер этот принес песню. Ася побежала к обрыву. Пели у реки. Она забралась на облепиху, чтобы лучше было видно берег, прислушалась.
…Спи, мой мальчик-егоза,
Пусть приснится стрекоза,
Речка и зеленый лес,
Сосны, ели до небес,
Облака и муравьи,
Спи, сыночек мой, усни…
По берегу ходила женщина, качала ребенка и пела. Сначала Асе показалось, что это Татьяна Сергеевна Гошку спать укладывает, но тут же увидела, что одета женщина в необычное изумрудное платье до пят с белым поясом и канвой по подолу. А еще у нее длинная коса, ниже колен. А голос — чистый, звонкий, летящий. И песня какая-то совсем незнакомая, странная.
Посажу тебе я сад,
Время поверну назад,
Будет сад с тобой расти,
Засыпай, сынок, усни…
Будут ливни поливать,
Грозы будут грохотать,
Будет солнышко сиять,
А мой мальчик — крепко спать…
Ася стояла у обрыва, держась за гладкий ствол облепихи, и не знала: спуститься ли вниз к певунье или только окликнуть ее, плакать или смеяться. А песня летела над рекой, над островом, над садом, таяла в небе, и было Асе от нее хорошо и тревожно, больно и радостно. Тоненько так, незнакомо защемило сердце…
Певунья вдруг обернулась, и даже на таком расстоянии Ася увидела, какие у нее невероятно зеленые глаза, сияющие, лучистые. Они обожгли изумрудным огнем, а певунья вдруг обернулась белым лебедем и поднялась в небо, унося на сильных крыльях сонного лебеденка. Будто и не было ее. Пуст речной берег, только воздух звенит от пролитой в него песни. Ася тряхнула головой, улыбнулась. Непонятно было у нее на душе: тихо и грустно.
Глава 21
После обеда Лена собрала отряд на веранде и сказала:
— Ребята, началась новая смена, и так как у нас особенный отряд, мы на все лето здесь, то Василий Николаевич попросил вас быть отрядом особого назначения. Помогать вожатым в организации мероприятий, выполнять его поручения, ну и вообще. Это, конечно, нелегко…
Все зашумели, повскакали с мест, чтобы показать, что они готовы и трудности их не пугают.
— А еще, — радостно сказала Лена, — нам разрешили навестить Колю Огурцова. Ему уже лучше!
И добавила строгим вожатским голосом:
— Только не всем сразу, а собрать делегацию от отряда…
Тут зашумели еще сильнее — так все хотели пойти к Кукумберу. Ася тоже хотела пойти, но толкаться и настаивать ей было почему-то стыдно. Азат посмотрел на нее внимательно, головой покачал и крикнул Наташке Петровой, которая список составляла:
— Петрова! Вычеркни меня, вместо меня Шустова пойдет.
