Эфоры выждали ещё два дня. Но корабль с послами так и не пришёл.
Тогда эфор-эпоним предложил отправить в Афины других послов уже сухопутным путём. Судьба брата сильно беспокоила Мекистея. Надо было что-то предпринимать, но сначала предстояло выяснить, добралось ли спартанское судно до афинской гавани Пирей.
В Афины верхом на конях выехали три посла, один из которых имел опыт поиска пропавших людей. В Лакедемоне издавна существовала особая служба, деятельность которой была направлена на розыск внезапно исчезнувших граждан как на территории Лаконики, так и за её пределами.
Опять прошли все сроки, но и это посольство не вернулось.
Эфоры недоумевали. Спартанские старейшины заявляли, что это козни афинян.
Вскоре выяснилось, что старейшины были правы.
Из Афин прибыл гонец, который известил спартанские власти, что пятеро спартанских послов будут немедленно отпущены, как только Фемистокл вернётся в Афины. Ещё гонец сообщил, что крепостная стена Афин полностью достроена, а Ксантипп наконец-то взял Сеет.
Мекистей пришёл в ярость. Он заявил, что Афинам нужно объявить войну. Однако коллеги-эфоры охладили его воинственный пыл. Они сказали, что на море афиняне неодолимы, а их город отныне недоступен для любого враждебного войска. И самое главное, война Спарты с Афинами неизбежно послужит развалу Коринфского союза, поскольку эвбеяне, платейцы, феспийцы и некоторые другие полисы Греции воевать с Афинами не станут. Наоборот, они окажут афинянам всемерную поддержку.
Кроме того, оставался персидский царь. Он хоть и потерпел несколько тяжёлых поражений на суше и на море, но был готов продолжать войну с эллинами. Распря Спарты с Афинами в первую очередь будет на руку Ксерксу.
Тогда Мекистей велел, чтобы Фемистокла под стражей привели в эфорейон.
Фемистокл находился в доме Эвенета и беседовал с посланцем из Афин, когда туда вломились вооружённые люди. Без всяких объяснений они схватили Фемистокла. Сикинн, попытавшийся преградить им путь, получил такой сильный удар палкой в грудь, что без чувств свалился на пол. Эвенета в тот час дома не было.
Мекистей чувствовал себя не просто обманутым, но оскорблённым до глубины души. Поэтому он разговаривал с Фемистоклом сидя в кресле. Афинянин же стоял перед ним как преступник, окружённый стражей.
Четыре других эфорских кресла пустовали. У эфоров было время полуденной трапезы.
- Ты гнусный негодяй, Фемистокл! - начал Мекистей, не ответив на приветствие последнего. - Ты подлый лжец! Коварное создание! На этот раз тебе удалось выйти сухим из воды, но я обещаю, что твоё везение когда-нибудь закончится. Удача отвернётся от тебя! И тогда мы снова встретимся, но на руках у тебя будут цепи.
- Как у осуждённого на смерть? - усмехнулся Фемистокл.
- Напрасно усмехаешься, всё так и будет, - с угрозой в голосе промолвил Мекистей. - Ты сделал роковую ошибку. Спартанцы никогда не простят тебе твоего коварства и лжи. За этот нынешний обман ты в будущем заплатишь своей головой!
- Мне жаль, Мекистей, что всё так получилось, - печально вздохнул Фемистокл. - И неприязни к Спарте у меня нет.
- Поздно сожалеть, Фемистокл, - бросил эфор-эпоним. - Отныне у лакедемонян нет тебе веры. Я даю три часа на то, чтобы ты покинул Спарту. Прощай!
Так же под стражей Фемистокл вернулся в дом Эвенета.
Стражники, молчаливые и грозные, сопровождали Фемистокла и Сикинна до городка Фарис. От Фариса до гавани Лас с ними поехали несколько конных воинов-периэков, а спартанская стража вернулась домой.
Приезд Фемистокла совпал с возвращением афинского флота от берегов Геллеспонта.
Если Ксантиппа афиняне чествовали как храброго и упорного полководца, то Фемистоклу были оказаны почести за личное мужество и спасение государства.
Тут же начались разговоры, что афиняне теперь вполне обойдутся и без поддержки пелопоннесцев. Мол, пускай спартанцы и их союзники сами отвоёвывают у персов Кипр. Афинянам же важнее захватить проливы в Пропонтиде, значит, и флот должен идти к Геллеспонту, а не на Кипр.
Выступая в народном собрании, Фемистокл высказался резко против таких настроений. Он считал, что Спарта и Коринф необходимы Афинам, покуда продолжается война с персами. Только сплочёнными усилиями эллинам удастся победить такого могучего врага, как Ксеркс.
Авторитет Фемистокла был столь велик среди афинян, что никто не осмелился оспаривать его мнение…
В середине лета объединённый эллинский флот отплыл от острова Эгина и взял курс на остров Кипр. В составе находились и афинские корабли, но командовал ими не Ксантипп, возбудивший к себе ненависть лакедемонян, а Кимон, сын Мильтиада. Кимон был сторонником лаконского воспитания, поэтому спартанцы благоволили к нему. Вторым предводителем афинян был Аристид, сын Лисимаха.
Во главе всех эллинских сил стоял Павсаний, сын Клеомброта.
Глава двенадцатая. ДЕЛОССКИЙ СОЮЗ
Во время похода на Кипр заносчивость Павсания внесла раскол в общеэллинский союз. Во-первых, он свысока общался с эвбеянами, поскольку среди них немало было таких, кто оставался в стороне, когда персы бесчинствовали в Элладе. А город Карист на Эвбее и вовсе признал власть Ксеркса. Павсаний называл всех эвбеян «трусливыми овцами», хотя знал, что эвбеяне из Халкиды и Эретрии, а также стирейцы храбро сражались у Артемисия и при Саламине. Спартанец же негодовал на эвбеян за то, что они не участвовали в битве при Платеях.
Такое же отношение было у Павсания к пелопоннесским ахейцам, войско которых подошло к Платеям, когда персы были уже разбиты.
Но особенно грубо он вёл себя с ионийцами, так как те не только признали власть варваров, но и сражались на их стороне. Всех ионийцев Павсаний называл не иначе как «рабами персов». С начальниками ионийцев Павсаний разговаривал всегда сурово и сердито, простых же воинов за малейшую провинность наказывал палками или заставлял стоять целый день с железным якорем на плечах. Никому из ионийцев не разрешалось раньше спартанцев набрать соломы на подстилку, принести сена коням или подойти к источнику за водой - ослушников слуги лакедемонян гнали прочь плетьми.
Когда однажды Аристид с упрёком заговорил об этом с Павсанием, желая его усовестить, тот, нахмурившись, сказал, что не желает вести об этом разговор: мол, есть дела поважнее.
Справедливость Аристида и доброта Кимона на фоне заносчивости Павсания делали их ещё привлекательнее для ионийцев и прочих эллинов.
Вскоре полководцы хиосцев, самосцев и лесбосцев стали тайно приходить к Кимону и Аристиду, уговаривая их принять главное командование. Аристид ответил союзникам, что это предложение подлежит рассмотрению только после освобождения Кипра от персов.
Однако полностью освободить Кипр в то лето не удалось.
Павсанию в конце концов стали известны тайные переговоры с Кимоном и Аристидом. Уже не помышляя о сражениях с врагом, Павсаний принялся слать обвинительные письма в Афины, настаивая на замене их другими военачальниками. Военные советы превратились в сплошные споры и во взаимные обвинения между спартанцами и афинянами.
