– А наши рыцари были мучениками за веру, – вспыхнул я.
– Да, были. И потерпели поражение.
В этот момент лакеи принесли стулья, и он одобрительно кивнул. Когда мы подошли к столу, чтобы сесть, он пробормотал по-английски, не шевеля губами:
– Ваше последнее сообщение было очень тревожным. Я сожалею, что обстоятельства вынудили меня задержаться на два лишних дня. Я рассчитывал вмешаться, прежде чем ситуация настолько усложнится. Скажите что-нибудь по-немецки.
– Я не назвал бы это поражением, – возмутился я.
– Не согласен, – со мной вновь разговаривал турок Камир, – ведь мы не пошли по пути Запада. – И добавил чуть слышно: – Все оказалось гораздо труднее, намного труднее, чем я предполагал.
– Крестовые походы были славнейшими из войн, – воскликнул я по-немецки.
– И все до одного были проиграны, – повторил Майкрофт Холмс. В его голосе послышался оттенок юмора, так благодушный учитель спорит со способным учеником. – Не станем сейчас говорить о потерях. – Он вновь понизил голос: – Вы в большой опасности?
– Дело стоило риска, – громко ответил я на последний вопрос, как будто продолжал разговор.
– Вы так считаете? – удивился турок Камир. – Мой дорогой Гатри, – негромко продолжил он, – меня охватывает тревога.
– Да, – согласился я. Звук моего собственного имени захватил меня врасплох, и мне пришлось скрывать замешательство под маской негодования. – И неудивительно. Германия – самое странное место из всех, которые я когда-либо видел.
– Несомненно. – Холмс казался невозмутимым, – видимо, ремесло научило его полностью контролировать свои чувства.
Нам подали крепкий кофе; от чашек поднимался густой аромат. Я обратил внимание на то, что мой собеседник извлек из своих просторных одежд пакетик. Он назидательно заметил:
– Это сахар, дорогой сэр. Я нахожу, что здесь сахар совсем не тот, что в моей стране, мне не нравится его вкус. К тому же, – прошептал он, – в него так легко добавить яд.
– Вы правы, – согласился я, подавив дрожь.
– Скоро подадут хлеб и баранину. Не откажитесь разделить их со мной, – предложил он на своем ужасном немецком языке. – Очень мило со стороны мадам Изольды сделать это для меня; ведь ей нечасто приходится принимать моих соотечественников, и она не знает наших вкусов. – Он закашлялся, закрыл лицо салфеткой, якобы стремясь подавить спазм, и быстро прошептал: – Угрожает ли вам непосредственная опасность сейчас? Этот человек из Братства? Со мной часто так бывает, если утро холодное, – громко сказал он, отложив салфетку. – Наверно, туман раздражает горло.
– Это частое явление, – согласился я и добавил: – Ваши предположения совершенно верны.
– Вы имеете в виду мадам Изольду? – Его странный акцент, казалось, усиливался.
– Я о вашем последнем замечании, – ответил я, чувствуя, что внутри все сжимается. – Редко приходится сталкиваться с таким приемом, как тот, что я встретил в этой стране. – Возможно, это было слишком дерзко, но я знал, что герр Дортмундер ожидает от Джеффриса чего-нибудь подобного.
– Действительно, это прекрасное и гостеприимное место, – согласился Майкрофт Холмс тоном Камира. – Я выходил сегодня утром, до вашего появления, хотел прогуляться и имел возможность восхититься этим городом. Жаль, что погода оказалась неважной. Решительно, Мюнхен – настоящая драгоценность.
– Я разделяю ваше восхищение, – решил я подхватить тему.
Он кивнул и знаком приказал подошедшему лакею положить передо мной серебряный прибор и салфетку.
– Ваш кофе остынет, – предупредил он.
– Да-да, – согласился я и, послушно подняв чашку, поднес ее к губам и попробовал ароматный напиток.
В этот самый миг и окно и чашка разлетелись на куски.
Я был настолько потрясен, что застыл на месте и не сразу осознал, что Майкрофт Холмс пригнулся под стол и снизу дергает меня за полу сюртука. Запоздало отреагировав на опасность, я уронил стул и тоже пригнулся.
В доме раздались крики, в кабинет, размахивая пистолетом, ворвался Дортмундер; его лицо было перекошено от гнева. За его спиной пыталась укрыться мадам Изольда. Всюду слышались торопливые шаги – слуги спешили выяснить причину беспорядка.
– Дорогой сэр, дорогой сэр, – причитал Холмс – Камир, – в вас кто-то стрелял. Вам нужно отойти от окна.
В этот момент раздался второй выстрел, и я почувствовал, как что-то обожгло мой лоб. От боли я отпрянул, споткнулся об упавший стул и, свалившись на пол, почувствовал, как по лицу потекло что-то горячее и липкое.
Дортмундер бросился к двери, резко распахнул ее, выглянул украдкой на ярко освещенную улицу, поднял пистолет, пригнулся и выстрелил.
Майкрофт Холмс, в своем изумительном образе Камира, склонился надо мной.
– Вы ранены, дорогой сэр? У вас кровь на глазу.
– Неудивительно, – пробормотал я. – Какого дьявола все это могло значить? – воскликнул я по-английски, пытаясь сесть. В голове звенело, будто там устроили кузницу, а многострадальная повязка снова пропитывалась кровью. – Несколько секунд, и я приду в себя, – сказал я, надеясь, что не ошибаюсь.
– Дорогой сэр, я не понимаю вас, – жалобно сказал Майкрофт Холмс: Камир не должен был знать английского языка.
– Говорю, что сейчас мне станет получше, – повторил я по-немецки.
Герр Дортмундер захлопнул дверь и подошел ко мне, на ходу запихивая пистолет в карман.
– Стрелок чуть не попал в цель, мистер Джеффрис.
Встревоженная мадам Изольда суетилась вокруг меня. Приподняв край повязки, она взглянула на мой заклеенный глаз, скорчила гримасу отвращения и поспешила сдвинуть повязку на место. Я снова возблагодарил небо за то, что изобразил на веке такой уродливый шрам.
– Я пошлю за водой, – сказала хозяйка, – надо промыть рану.
– Я буду признателен вам, – ответил я, принимая салфетку, предложенную Холмсом.
– Но, герр Джеффрис, – растерянно заговорил Камир, – кто же стрелял в вас? Добрый сэр, наверно, вам угрожает опасность, вас преследуют очень злые люди, раз они решились на такой серьезный шаг.
– И впрямь, можно так подумать, сэр, – обратился к нему Дортмундер. – Этому молодому англичанину ужасно не везет: на него нападали уже трижды, с тех пор как он приехал на континент. Придется мне позаботиться о том, чтобы он не подвергался впредь такой опасности. – Последние слова предназначались как для меня, так и Майкрофта Холмса в образе турка.
– Не могу даже представить, чтобы у кого-нибудь нашлись причины желать мне зла, – слабым голосом ответил я по-английски. – Я приехал по поручению джентльмена из Лондона и надеялся, что мне удастся вернуться домой, нанявшись к какому-нибудь английскому джентльмену, которому был бы нужен слуга, чтобы не оплачивать самому вторую часть путешествия. А вместо этого получаю одни неприятности, да еще и на мою жизнь кто-то неизвестно почему покушается.
