– А почему?…
– Что?
– Почему вы сразу сдали все позиции? – осведомился Федя. – Почему вы не послали эту Валерию к свиньям?
– Не знаю, – удивилась Лариса Николаевна. – Виталий ее полюбил, а меня разлюбил. Не могла же я его заставить полюбить меня опять!..
– Наверное, нет, – согласился Федя. – Но она много лет отравляла вам жизнь, а вы сидели здесь и еще… в садике и ничего не предпринимали! Почему?
– А что можно было предпринять?
– Не знаю. Пожаловаться Юриванычу, он бы ее уволил.
– И что изменилось бы?
– Я не знаю! – раздраженно повторил Федя Величковский. – Может, и ничего. Вы ведь ничего не предпринимали, решили терпеть и страдать, да?
– Конечно, какое-то время я страдала, – согласилась Лариса почти весело. – А потом перестала. Я решила, что мне тоже пришла пора его разлюбить, и я разлюбила.
– Ловко, – оценил Федя.
– Только я никак не ожидала, что Виталий станет со мной разводиться. Вот это, знаете, был удар. Тут я поняла, что, видимо, мне придется бороться.
– Но он же… пожилой. Как он мог влюбиться?! Так не бывает.
– Ну, не такой уж он пожилой! Шестьдесят два года для современного мужчины не возраст.
Федя Величковский подумал, что шестьдесят два года – еще какой возраст для мужчины! Кажется, Ной дожил до девятисот лет и еще кто-то там дожил, а это все одно и то же, и шестьдесят, и девятьсот – уже прилично, во всяком случае, не до глупостей и любовных историй!..
– Почему Валерия хотела за него выйти, за вашего мужа? У нее свой муж есть, а роли, как я понимаю, Виталий Васильевич ей и так давал.
– Как зачем? – совсем уж развеселилась Лариса Николаевна. – Он же состоятельный человек! Можно даже сказать, богатый!.. А ее нынешний муж декоратор на копеечном жалованьи! Он, кстати, тоже пострадавшая сторона, этот Валерий. Я точно не знаю, он ее любит или ненавидит – но очень сильно. Он вообще сильный человек. Она собралась от него уйти к богатому.
– Кто богатый? – тупо спросил Федя.
– Боже мой, Виталий Васильевич, кто же еще!.. Я думаю, она сначала или не знала, или не придавала этому значения. А когда узнала, стала настаивать на разводе. Ей хотелось не только ролей, но и денег. И я ее понимаю.
– Каких денег? – спросил Федя. – Ваш муж получал гонорары, как в Голливуде?
– Да при чем тут гонорары?! Мы никогда не жили на его гонорары.
Федя, закинув голову, резким движением вылил в себя остатки кофе и поставил чашку на блюдце. Блюдце звякнуло.
– Лариса Николаевна, – сказал он и ладонью разгладил скатерть, – я не очень понимаю, о чем вы говорите. Ваш муж, режиссер Верховенцев, был богатым человеком?..
Она кивнула как ни в чем не бывало и налила ему еще кофе.
«…У него ничего не осталось, – пронеслось у Феди в голове. – Небось все тратил на эту свою!.. Одни долги. На что она будет жить? Может, Юриваныч что-нибудь придумает?»
– Нет, вы не подумайте, – Лариса Николаевна улыбнулась, – что он миллионер, как все эти… новые! Разумеется, золотых приисков у нас нет, но живем мы вполне… достойной и свободной жизнью. То есть жили. У Виталия очень интересная семья – была. Была когда-то. Теперь уж все умерли, и Виталий тоже умер.
Глаза у нее налились слезами, но она не заплакала. Она глубоко вдохнула, выпрямилась, посидела молча, и когда Федя в следующий раз взглянул, никаких слез не было в ее глазах. Высохли. Исчезли.
Может, она и впрямь превосходная актриса!.. Была! Была когда-то.
– Виталий родился в пятьдесят третьем году, как раз умер Сталин. Вы слышали что-нибудь о Сталине?
Федя сказал, что слышал кое-что.
– Ну вот. Он умер, и людей перестали расстреливать, пытать и ссылать. И все вздохнули немного свободней, чем раньше. Отец Виталия работал на прядильной фабрике инженером, а его дядя, брат отца, в министерстве легкой промышленности. И вот этому дяде как-то удалось устроить отца Виталия в Совэкспортматериалы, была такая могущественная организация! Она торговала с заграницей, уж точно не знаю чем, по-моему, всем подряд. Под «материалы» ведь может подойти все, что угодно, правильно?
Федя согласился, что, должно быть, правильно.
– А дядя со временем перешел во Внешторг, это еще более могущественная организация!.. Они оба были очень ловкими и оборотистыми людьми. Они заключали какие-то контракты, получали деньги, как я понимаю, немалые, и умели часть этих денег…
– Прикарманивать, – подсказал Федя.
Лариса Николаевна кивнула.
– Совершенно верно. Дельцы существовали во все времена! Разумеется, в стране, где частная собственность была практически вне закона, а все материальное считалось злом и буржуазным развратом, проворачивать дела было трудно, уж точно труднее, чем теперь. Но некоторым удавалось… Вот и им удавалось тоже. Они оба прожили жизнь кристально честными людьми, идеальными чиновниками от торговли. Виталий унаследовал все. У дяди не было семьи, жена умерла совсем молодой, во второй раз он так и не женился.
– Позвольте, – удивился Федя, – что же это было за наследство, если Виталий Васильевич безбедно жил на него столько лет?!
– Вот именно! – подхватила она, как ему показалось, с удовольствием. – Он очень бережно им распоряжался. Да и само наследство было солидное и… грамотно составленное, если так можно выразиться. В основном золото, картины и недвижимость, то есть то, что со временем только возрастает в цене. Зачем я вам это рассказываю? – вдруг спохватилась вдова, и Федя перепугался, что больше она ничего не скажет.
– Вы рассказываете, потому что вам больше рассказать некому, – и он улыбнулся милой улыбкой. – А мне очень интересно. Правда интересно. И потом, посмотрите на меня! Я не опасен. Разве мои брезентовые штаны могут лгать?
– Вы занятный юноша, – сказала она. – Очень милый. Ваши брезентовые штаны не могут лгать.
– Кофе очень вкусный.
– Хотите еще?..
– Нет!
Лариса засмеялась, очень весело.
– И связи! Связи – это тоже наследство. Отец и дядя оставили Виталию в наследство своих вполне высокопоставленных друзей и их детей, которые потом заняли места родителей. Он и сам человек был очень ловкий, очень! Он всегда умел устраиваться. Часть наследства уже после девяносто первого года была реализована в банковские счета, часть в ценные бумаги. Кое-что осталось, например, дом на Николиной Горе. Виталий много лет его сдает. Все это приносит прибыль.
Она понюхала свою пустую чашку.
– А на гонорары он покупал подарки любимым артистам и… артисткам. Устраивал банкеты. Он любил широкие жесты. Я все же подам кофе.
Федя, оставшись один, опять посмотрел сообщения в телефоне и написал Василисе, что в данную минуту распутывает дело о неизвестном наследстве. Он пока не очень понял, нравятся ли Василисе его шутки, но ему хотелось, чтобы нравились.
