Прокофьев помассировал виски. У него был такой вид, словно от его решения зависит судьба человечества.
– Так и быть, – согласился он, прикрыв глаза ладонью. – Давайте работать.
Хорошая была область, годная. Ровная-ровная. «Оса» бодро шла по этой космической целине, вспахивая грунт гусеницами. Связь была отличной благодаря гладкому ходу танка и открытой местности, на которой остронаправленная антенна не теряла Землю из виду.
– Какой-то нетипичный рельеф для Луны, – проговорил, хмуря брови, Апакидзе; он заглядывал в мой экран, нависая над плечом. – Ни одного кратера… Как будто грунт взрыхлили и перемешали.
– Какой рельеф ты нам выбрал, по такому и идем, – ответил я.
Мужики, затаив дыхание, всматривались в экраны. Луна редко баловала нас такой качественной картинкой. Временами можно было рассмотреть даже отдельные песчинки. Поэтому, когда на пути «Осы» появилось нечто вроде карданного вала от трактора «Кировец», продавившего своей тяжестью в перине грунта вытянутое углубление, то все сразу заметили объект.
– Странно… – пробурчал Прокофьев. – И не скажешь, что это потерял какой-нибудь «Хаунд»: ни одного следа вокруг.
– С неба свалилось, – брякнул Горобец.
– Сделаем на всякий пожарный пару фото, – предложил командир. – Пусть академики чешут плеши. Может, это просто каменюка странной формы.
Щелкнув «карданный вал», мы покатили дальше и метров через сто пятьдесят натолкнулись на торчащий из пыли цилиндр, похожий на баллон для жидкого азота. Снова пришлось делать гипотезы – одна фантастичнее другой – и фотографировать.
Быстрый и эффективный ход «Осы», нетривиальная творческая задача, интересные находки – нужно ли говорить, что это все захватило нас с головой. Мы проехали туда и обратно, выведя гусеницами гигантскую литеру «Х», лихо вырулили на букву «У» и отпечатали ее в девственном грунте…
А вот дальше произошла форменная чертовщина.
Наши экраны плавно потемнели, словно кто-то аккуратно вывел регулятор яркости на ноль. Я застопорил движки, а Алиев сообщил, что мы перестали заряжаться энергией. В аккумуляторах в принципе ее было достаточно для того, чтобы начать работу над следующей буквой… но все-таки – почему темнота? Пока не разберемся – ничего предпринимать не станем, чтобы не угробить танк. Прокофьев распорядился включить фары, и экраны тут же ожили. На них была все та же ровная, словно отутюженная, пустошь. Вот только лунный день, который длится дольше двух недель, неожиданно, в самый разгар обернулся ночью. Солнце как будто выключили из розетки!
– Температура падает, – сообщил Алиев. – За минуту снизилась с плюс сто два до плюс сто.
И это уже было серьезно. На Луне мы еще ни разу не ночевали, и, согласно регламенту, танк нельзя было бросить просто так. «Осу» полагалось убрать с открытого места, затем утеплить, закрыв работавшие днем радиаторы, запустить радиоизотопный термоэлектрический генератор, который не даст тонкой аппаратуре замерзнуть, ведь ночью температура может упасть до минус ста пятидесяти градусов Цельсия. Ничего из этого мы сделать не успели, «Оса» как шла по курсу, так и застыла.
– Потуши фары! – распорядился командир.
Алиев щелкнул тумблером, но танк уже не отозвался на сигнал. Мы по-прежнему видели участок пустоши, освещенной фарами.
– Основной контур управления… – Алиев цокнул языком и печально развел руками.
Следом на пультах стали зажигаться красные огни, системы танка отказывали одна за другой. Отключился передатчик, мы «ослепли» – на экранах замерцали помехи, без перебоев шла только основная телеметрия.
– Зачем ты хотел вырубить свет? – проворчал Горобец.
– Зачем-зачем! Чтобы хватило энергии оживить танк, когда выясним, что произошло! – ответил, как отрезал, Прокофьев и тут же затребовал связь со штабом.
В моей голове роился десяток драматичных предположений: секретное оружие американцев, покрытие Солнца другим небесным телом – например, приближающимся к Луне гигантским астероидом. Ну и так далее.
– Температура – все ниже и ниже, – наводил жути Алиев. – Уже плюс пятьдесят три…
Командир доложил сухо и сжато. Во время преодоления квадрата такого-то – потемнение из-за неустановленной причины и отказ систем. В штабе с истеричными нотками протараторили, что такая же ерунда творится со всеми «Осами», связь с «танковым кулаком» потеряна. Мы схватились за головы, походило на то, что самые страшные предположения могут оказаться правдой. Но секунд через десять… Точнее, через десять очень долгих, тяжелых, наполненных страхом секунд штаб снова вышел на связь. На наших глазах застывшее от напряжения скульптурное лицо командира вдруг расслабилось, черты потекли, как мягкая смола, возвращая Прокофьеву человеческий облик.
– Лунное затмение! – выдохнул он, стаскивая с головы наушники, точно шапку, которую он собирался бросить наземь.
Таким образом, мы прозевали легко прогнозируемое астрономическое явление. И прежде чем строить страшные гипотезы о причинах инцидента, достаточно было просто посмотреть в окно, чтобы понять, в чем дело: накрытая тенью Земли Луна тускло багровела над холмами.
Радоваться было рано. Причину ЧП мы выяснили, но помочь «Осам» было невозможно. Командование искало виновных, инженерная группа напряженно работала. Разбудили ученых мужей: Королева, Бабакина, Тихонравова, Келдыша… А тем временем температура на Луне стремительно падала, грозя уничтожить наших стальных насекомых. Что не смогли сделать снаряды «Хаундов», доделывала сама природа.
– Температура опустилась ниже нулевой отметки, – бесстрастно сообщил Алиев.
Телеметрия поступала скупыми порциями. Мы сидели на своих местах, угнетенные собственной беспомощностью и волнением за машину, и неотрывно глядели на пульт бортинженера, а там все было красным-красно от тревожных огней.
– Продержись, золотко… – бормотал Горобец. – Не умирай…
– М-да, – Прокофьев то и дело массировал лицо, словно хотел спать. – М-да…
– Выдержим, – робко приободрил остальных Алиев, но, наткнувшись на наши угрюмые взгляды, не стал развивать тему.
– Интересно, что там «Хаунды»… – проговорил, покачиваясь в кресле, Дорогов.
– Мчат небось стервятники, – сказал я.
– Вася, хотя бы ты не каркай! – вспылил Горобец.
Командир направил запрос в КИК, дежурный офицер пообещал проверить активность «Хаундов» в Океане Бурь и заглянуть на всякий случай в Залив Радуги.
– Сколько оно продлится? Это чертово затмение? – проворчал Горобец.
– Около трех часов, – со вздохом ответил Прокофьев.
– А температура падает каждую минуту почти на два градуса, – удрученно проговорил Алиев.
Когда Луна вышла из тени, температура в Заливе Бурь опустилась до минус ста двадцати. Наша «Оса» промерзла до последнего винтика от башни до траков.