Ромуальд сверился с распорядком дня хирургов, который скачал еще накануне, и радостно объявил:
— Сегодня ей предстоит сначала оперировать митральный клапан, а затем — аневризму аорты. Не желаете насладиться этим зрелищем?
— Нет, спасибо. Я и так прилежно смотрела все сезоны «Скорой помощи» и «Анатомии страсти». До полудня оставим ее в покое, она никуда не денется.
— А можно мне тоже кекс с кленовым сиропом? — парнишка состроил умильную рожицу.
— Сигнал моему подсознанию? Тонкий намек на то, что я должна накормить тебя завтраком? — засмеялась Эмма.
— Ну, если вы предлагаете, я не против, — скромно потупился тот, довольный, что хитрость удалась.
— Так и быть, угощаю, твоя взяла. Я тоже проголодалась, к тому же нам нужно кое-что обсудить.
* * *
Официант с изящной бородкой в ярком клетчатом пиджаке, вылитый хипстер, принес им две чашечки капучино с сердечками из взбитых сливок, плавающими на маслянистой поверхности.
Эмма и Ромуальд сидели в уютном модном кафе на Бойлстон-стрит, в двух шагах от отеля.
Тут был рай земной для любителей стиля ретро: винтажные абажуры, старинные столики, неполированные деревянные скамьи, растения в кадках.
Эмма смешивала мюсли с йогуртом, глядя не без осуждения на то, как парнишка старательно лил весь здешний запас кленового сиропа на сдобные кексы.
— Ромуальд, пожалуйста, ответь мне на один вопрос, только честно, — вкрадчиво попросила она.
— Шпрашивайте што уодно, — прошамкал тот с набитым ртом.
— Зачем ты приехал в Соединенные Штаты?
Парень поспешно проглотил громадный кусок кекса, закашлялся, отпил капучино, чуть ли не полчашки разом.
— Я же вам рассказывал: моя подружка нашла в Нью-Йорке сдельную работу, а я приехал за ней следом, а она…
— Сейчас же бросила тебя. Это я уже слышала. Однако мы оба знаем, что это все ложь, ведь так?
— Это чистая правда! — возмутился Ромуальд.
— Допустим, но тогда с какой стати ты не звонишь родителям?
— Я им звоню каждый день. — Он уставился в тарелку с кексами.
— Врешь, не звонишь. А вот я им позвонила прошлой ночью. Они там с ума сходят, не знают, что с тобой стряслось. От тебя не было вестей уже три недели!
— Откуда у вас… как вы узнали их номер?
— Действительно, как? Не ты один по чужим компьютерам лазишь.
— Это нечестно, вы не имели права так поступить, — сказал он с укоризной.
— Я хоть их успокоила. Но не будем отвлекаться, скажи-ка: если девушка и впрямь тебя бросила, зачем ты остался? Почему не вернулся во Францию, ты же в лицее учишься?
— Мне все осточертело, и учеба, и родители… Неужели непонятно?
— Еще как понятно, но вот что странно: ты мог бы путешествовать по стране, осмотреться, найти работу по душе, заработать побольше денег. Ты ведь умный, способный, тебе и карты в руки. А вместо этого ты битых две недели прозябал в «Императоре», мучился, унижался. Зачем?
— Да ну вас с вашими вопросами. Не буду отвечать, вы не коп.
— Отчасти коп, ты же сам наградил меня отличным удостоверением. И как добросовестный уважающий себя коп задам еще один вопрос: зачем ты ездил в прошлое воскресенье в Скарсдейл к Мишель Беркович, главному администратору «Императора»?
Он упрямо покачал головой:
— Не был я там никогда и быть не мог!
— Хватит! Ты что, дурой меня считаешь? — с угрожающим видом она выложила на стол билет, что нашла у него в кармане.
— Вы обыскали мои карманы?! Вы не имели права!
— Постой-ка, а что делаешь ты, когда взламываешь базы данных и пользуешься камерами слежения? Дни и ночи напролет ты шпионишь за чужими людьми. Следишь, вынюхиваешь, вторгаешься в их личную жизнь.
— Я помогаю вам, а вы… — возмущению подростка не было предела.
— Я тоже хочу тебе помочь. На кой черт тебе понадобилась Мишель Беркович?
— Она моя мама…
Эмма возвела глаза к небу, с трудом сдерживая гнев.
— Какие еще дурацкие истории выдумаешь? Повторяю: ночью я говорила с твоей мамой. Ее зовут Мари-Ноэль Леблан. Она работает… кассиром в Службе страхования здоровья в Боне, — все это Эмма прочитала вслух, глядя на свою исписанную руку.
Ромуальд уставился в окно, воцарилось напряженное молчание.
Эмма потрясла его за плечи:
— Говори же, дурья твоя башка! Объясни, в чем дело!
Парнишка тяжело вздохнул, протер глаза. С одной стороны, он охотно сбросил бы груз этой тайны, но с другой, еще охотней сбежал бы за тридевять земель.
— Три года назад, — начал он, запинаясь, — копался в родительском ящике с документами и обнаружил, что я приемный, меня усыновили во младенчестве.
Эмма не скрывала удивления.
— И родители ничего тебе не сказали?
— Нет, но я догадывался.
— Что же тебе не нравилось?
— Меня насторожили обмолвки, замалчивания, разные мелочи, всякая ерунда.
Эмма знала, что последует дальше.
— Ты решил отыскать своих биологических родителей, да?
— Два года потратил. Проник в базу данных роддома в Оксере, но, как я и боялся, никаких сведений о моей матери там не сохранилось. Пришлось взломать сервер службы социальной помощи при генеральном совете департамента Кот-д-Ор. Зря старался — информации ноль. Дело пошло на лад, когда я получил доступ к результатам переписи населения, организованной Национальным советом. Так, шаг за шагом, сопоставляя различные факты, я выяснил, что мою настоящую мать прежде звали Мишель Руссель и что, родив меня в 1993 году, она сразу же заключила с моими приемными родителями договор об усыновлении. Удалось проследить и дальнейшую ее судьбу. Она уехала в Америку, преуспела там, вышла замуж за брокера, взяла его фамилию — Беркович. Родила в браке двоих детей. Узнав, что теперь она живет в Нью-Йорке и работает администратором в ресторане «Император», я решился полететь в Штаты и познакомиться с ней. Мне так хотелось ее увидеть, услышать ее голос, понять, кто я на самом деле! Это желание стало моим наваждением. Я не мог думать ни о чем другом.
— Так, и что было дальше?
— Да ничего особенного. Попробовал наняться в ресторан, меня взяли. Каждое утро встречал ее, но она ни разу даже не взглянула на меня.
— Тут нет ничего удивительного. Ведь не думал же ты…
— Прошло две недели. Я решил, что ей пора узнать правду. Выяснить, где она живет, не составило труда. Дождался выходных, купил билет на поезд до Скарсдейла. Приехал туда еще до полудня. Тащился минут сорок от вокзала до ее дома. Было холодно, шел проливной дождь, я промок насквозь, замерз. Меня трясло, ноги подгибались, сердце бешено колотилось. Заставил себя позвонить, она сама мне открыла. Глянула с отвращением, хотела захлопнуть дверь, наверное, приняла меня за бомжа… С меня текло, я выглядел так нелепо…
