Джеки зевнул, упал на песок и сделал стойку на руках. Мышцы на его плечах и спине разделились на отчетливые группы и могли служить наглядным пособием для всякого начинающего студента-медика: большая и малая грудные мышцы, дельтовидная, трапециевидная мышца, межреберные мышцы.
Люди, расположившиеся на соседних полотенцах, показывали на него пальцем, свистели и хлопали, звали детей, чтобы те посмотрели на удивительного парня.
— Его больше не укачивает, — пробормотал Милтон.
Джеки опустил ноги на песок и сел. Лоза, окружающая его лодыжку, была увешана крошечными гроздьями винограда.
— У меня все в порядке.
— Вот почему я вышла за него, — сказала Барбара. Половину ее лица закрывали огромные темные очки. — Я увидела, как он проделал этот трюк на пляже в Сиднее. Он был тогда в своих бордшортах. И тогда я сказала подружке: «Он мой».
— Браки заключаются порой и по более странным мотивациям, — заметила Марина, хотя на самом деле так не думала.
— Вы плаваете? — спросил у нее Милтон.
Сам он был в брюках и белой рубашке с коротким рукавом. И явно не собирался их снимать.
— Я умею плавать, — ответила она, — если вас именно это интересует.
Барбара растянулась на полотенце; ее умащенное кремом тело отражало солнечный свет, кроме небольших участков, закрытых тканью. Маленький круглый бриллиантик свисал на золотой цепочке с ее лодыжки и поблескивал вместе с кожей.
— Как жарко, — спокойно посетовала она.
— С жарой у нас нет проблем, — согласился Милтон.
На его макушке красовалась небольшая соломенная шляпа, и из-за нее он почему-то выглядел круче всех.
— Пошли поплаваем, — предложил Джеки, наклонился и шлепнул жену по животу. От неожиданности она подскочила на дюйм.
— В воде еще жарче, — ответила она.
— Давай, давай, — сказал он, вскочил сам и, потянув ее за руки, заставил встать. Она на миг задержалась, отряхивая песок со светлых волос. Для окружающих эта сцена стала таким же зрелищем, как и стойка на руках. Бовендеры почти подошли к воде, обняв друг друга за талию, но вдруг вернулись.
— Вы идете купаться? — спросил Джеки.
Марина покачала головой.
— Ступайте, ступайте, — сказал Милтон. — Мы придем и посмотрим.
Он неуклюже поднялся на ноги и помог встать Марине.
— Им нужно, чтобы мы полюбовались, как красиво они смотрятся в воде.
— Они неплохо выглядели и тут, на песке, — возразила Марина.
— Мы родители, — сказал Милтон. — Мы обязаны посмотреть.
Марина неохотно последовала за ним, из чувства долга, но когда вышла из-под зонтика, то обнаружила, что мир переменился.
Под полосатой тканью, оказывается, было довольно прохладно, а тут солнце обрушило на нее всю свою ярость.
Она остановилась и поискала взглядом Бовендеров — те как раз входили в бурые воды реки, держась за руки.
После приезда в Бразилию она несколько раз оказывалась на такой жаре, но всегда могла шагнуть в тень, зайти в кафе и выпить баночку содовой либо вернуться в отель и встать под холодный душ. Она научилась заранее чувствовать, когда ее одолеет жара, и делала это так точно, словно у нее на запястье был термометр.
Чувствовала и вовремя спасалась.
Но теперь, глядя на воду и песок, она не знала, куда ей идти.
Она таяла, растекалась по песку.
Под зонтиком остался маленький холодильник, который привез Милтон — охлаждать бутылочки воды и пиво для Джеки.
Она могла бы потереть себе шею кусочком льда…
Далеко впереди Бовендеры погрузились в воду и стали неразличимы среди других пловцов, детей и взрослых. Марина мысленно кляла их за нежелание, неспособность проснуться раньше девяти утра.
В конце концов, она ведь тоже устала.
Она снова принимала лариам из флакончика, который за день до этого прислал мистер Фокс, и в три часа утра проснулась — несомненно, как и все остальные в отеле «Индира», от своих криков. «Кто-то зарезал женщину», — подумала она, все еще плывя по волнам сна, и только после этого поняла, чей это был крик. Ночь для нее закончилась. Марина уже не спала, только ждала.
— Вы молодец, — проговорил Милтон, глядя на реку. — Я восхищен вашим терпением.
— Поверьте мне, я не умею терпеть.
— Тогда вы удачно создаете иллюзию терпения. Результат тот же самый.
— У меня остались лишь два желания — найти доктора Свенсон и вернуться домой, — вздохнула она.
Горячими казались даже слова, вырывающиеся из ее рта.
— Чтобы попасть к доктору Свенсон и вернуться домой, вам сначала придется пройти мимо Бовендеров. Они стерегут вход на запретную территорию. Их работа — не пустить вас к ней, за это им и платят. Я не уверен, известно ли им, где она проводит свои исследования, но уверен, что этого больше никто не знает. Вы им понравились. Возможно, они что-нибудь придумают.
Из воды высунулась рука и помахала.
Милтон поднял руку и помахал в ответ.
Где же дождь? Где потоки воды, день за днем проливавшиеся с неба?!
Сейчас Марина мечтала о дожде, не обязательно о ливне, лишь бы он загородил солнце хоть ненадолго.
— Они не могут мне симпатизировать.
— Они считают, что вы держитесь очень естественно. Мне сказала это миссис Бовендер. Они видят, что вы искренне горюете об умершем друге и пытаетесь узнать подробности о его смерти.
— Ну, так и есть, — согласилась она, хотя такое описание касалось лишь ее обязательств перед Карен.
— Они уверены, что вы понравитесь доктору Свенсон, — заключил Милтон.
Марине уже казалось, что солнце пробралось в ее мозг и расплавило его.
— Доктор Свенсон знала меня когда-то. Я абсолютно уверена, что у нее нет ко мне никаких эмоций.
Она вытерла лицо большим носовым платком, который купила сегодня у Родриго. Сначала она отказывалась, но он предоставил его в виде бонуса, хотя, вероятно, так или иначе, все пойдет на счет компании «Фогель». С каждым вдохом она чувствовала под одеждой свой новый купальник. Он охватывал тело, словно эластичный бинт, растягивался и обвисал, намокая от ее пота. Она то и дело обтирала лицо платком. Пот попадал ей в глаза, мешал смотреть, и она различала лишь самые общие черты пейзажа: песок, воду, небо.
— С Бовендерами нужна дипломатия, — сказал Милтон. — Они просто хотят присмотреться к вам какое-то время и убедиться, что вы такая, какой кажетесь.
Марина прищурилась и посмотрела на волнистую линию горизонта.
— Я больше их не вижу.
На самом деле она хотела сказать, что вот-вот упадет в обморок.
