— Что?
— Я связан обязательством конфиденциальности…
— Вот я прилетела в Бразилию, — сердитым тоном заявила Марина. — Сегодня утром я обнаружила в своей ванной ящерицу величиной с котенка. Я не знаю, где окопалась доктор Свенсон, где ее искать. И теперь ты отказываешься сказать мне, как женщины лакаши сохраняют способность рожать детей до старости? Что еще мне сделать, чтобы заслужить твое доверие?
— Марина, Марина, к тебе это не имеет отношения. Это вопрос контракта. Я не имею права говорить об этом.
— Не имеет ко мне отношения, да? Тогда зачем я торчу здесь? Если это ко мне не относится, я с удовольствием вернусь домой.
На самом деле ей было наплевать на все.
Ее не впечатлило, что женщины лакаши рождают за свою жизнь в 3,7 раза больше детей, чем другие бразильские аборигенки. Ей было наплевать на то, где и как они живут, счастливы ли и хотят ли этих детей. Возмутило ее другое, и даже очень сильно: что ее работодатель, который фактически был готов на ней жениться, а после смерти коллеги послал ее на экватор, — что теперь он не хочет делиться с ней важной информацией по данным исследованиям!
— Когда я разыщу доктора Свенсон и беременных женщин лакаши, мне что, придется отводить глаза в сторону? Вдруг я вычислю, как это у них получается? Или они привыкли убивать всякого, кто проникает в их тайну?
И тут перед ней появился Андерс: он стоял по щиколотку в мутной речной воде и держал в руке голубой конверт.
— Господи, — прошептала она. — Господи, я не имела это в виду.
— Они жуют какую-то кору, свежую, прямо с дерева, — сказал мистер Фокс.
Марине было уже наплевать и на кору, и на деревья.
— Я не это имела в виду.
— Знаю, — ответил он, но его голос поскучнел, и через пару фраз они распрощались.
Марина надела шлепанцы и опять вышла на улицу.
Дождь перестал, горячее солнце обрушилось на мостовую, дома, людей и собак. Сейчас ей не хотелось идти ни к реке, ни на рынок. Она немного побродила вокруг площади в удушающе влажной атмосфере, думая о том, что Андерс наверняка тоже бродил здесь в январе. Может, после приезда у него не было ощущения безнадежности. Может, он с удовольствием уходил на целый день в джунгли и рассматривал там птиц, а вечерами сидел в баре и потягивал коктейль «Писко сауэр»…
Марина наклонилась, разглядывая вырезанные из дерева безделушки, выложенные на одеяле возле торговки. Взяла в руки браслет из гладких, раскрашенных бусин или красных семян с просверленными в них дырочками. Позволила торговке завязать его на своем запястье сложными узлами. Потом женщина откусила кончики шнурка, причем ее губы не прикоснулись к коже.
Худенький мальчуган лет девяти или десяти глядел на нее сквозь расставленный перед ним зверинец из крошечных деревянных зверей и птиц. Он взял белую цаплю высотой в два дюйма с крошечной рыбкой в тонком, как иголка, клюве и протянул ей. Марина хотела отказаться, но, взяв в руки, увидела, что работа действительно очень тонкая, и согласилась купить цаплю и браслет за горсть купюр, равной в совокупности трем долларам. Она сунула цаплю в карман и стала бродить по узким улицам, стараясь запомнить дорогу. Ей вовсе не хотелось заблудиться.
Чем дальше она шла, тем больше замечала, что на нее никто не обращает внимания. За ней не бежали мальчишки со стопками маек и яркими бабочками в дешевых деревянных рамках. К ней не обращались ни продавцы мороженого, ни усач с маленькими обезьянками на плечах, который что-то рявкал туристам по-португальски. Она, со своими черными волосами, скрепленными на затылке заколкой, в купленной у Родриго шляпе, в дешевой одежде и шлепанцах могла бродить по Манаусу незамеченной.
В Миннесоте ей это не удавалось.
А здесь все смотрели на нее, как на местную, не задерживая взгляда. Когда с ней кто-то заговаривал, вероятно, спрашивая дорогу, она кивала и продолжала свой путь. А вот голубоглазый и очень высокий Андерс, с его светящейся белизной кожей, скорее всего, привлекал к себе взгляды в любом месте Манауса — как привлекал бы взгляды неведомо откуда взявшийся снег. Любой прохожий здесь видел Андерса глубже, чем он сам сквозь воды Рио-Негро…
Марине вспомнилось, как летом по понедельникам он появлялся на работе с обожженным солнцем лицом и красным носом, с которого слезала кожа, — это он плавал с сыновьями на лодке в одном из местных озер.
— Ты что, никогда не слышал о солнцезащитном креме? — ругала его Марина. — Тогда хотя бы шляпу надел.
— Такую информацию скрывают от мужчин, — отшучивался Андерс.
В те дни он не носил галстук, и ворот рубашки был распахнут. Марина старалась не глядеть на его красную, воспаленную шею. Какой умник придумал послать Андерса на экватор?
А сейчас даже ее кожа потемнела.
Солнце делало свое дело, несмотря на шляпу и крем.
Свернув на очередную улицу, так же бесцельно, как и раньше, Марина оказалась перед универмагом Родриго. На этот раз возле входа не было толпы, никто не заглядывал внутрь. При свете дня он не обладал такой притягательной силой. Улица тоже пустовала — ни пешеходов, ни машин.
Когда Марина зашла внутрь, намереваясь просто поздороваться и купить бутылочку воды, там была только молодая пара лет двадцати пяти. Длинноногая и загорелая женщина в открытом красном платье без рукавов, привстав на цыпочки, пыталась что-то достать со стеллажа. Ее золотистые волосы казались самым ярким пятном в торговом зале — Родриго явно не был склонен жечь электричество в любое время суток. Парень в майке и мешковатых шортах, ростом чуть выше своей спутницы, стоял и смотрел на ее усилия. Его русые волосы были взлохмачены, а на лице, пожалуй, слишком красивом, виднелась то ли борода, то ли стильная небритость. Они не заметили прихода Марины, и она свободно разглядывала их — отчасти потому, что они были необычными для Манауса типажами, отчасти — из-за ее уверенности, что перед ней те самые Бовендеры.
Она представляла их немного другими — почти своими ровесниками, без этой избыточной физической привлекательности, придающей их облику драматическую окраску.
Но когда вошла в универмаг, то моментально пересмотрела свои ожидания. Лодыжку парня украшала татуировка — декоративная лоза, а на лодыжке женщины поблескивала тонкая золотая цепочка.
Марина вспомнила описание, которое дал Родриго, — богема. Эти двое были единственными людьми из богемы, которых Марина видела за эти три дня.
Родриго вышел в зал из двери, видневшейся за прилавком, и что-то сказал по-португальски. Женщина не согласилась и снова беспомощно потянулась за каким-то товаром, а ее спутник скрестил на груди руки.
Что она так хотела достать — губки, пропитанные моющим средством?
Родриго повернулся за стремянкой и увидел стоящую у двери Марину. За долю секунды он поместил ее в нужную ячейку памяти, вспомнил, кого она хотела найти, и обрадовался возможности представить друг другу незнакомых людей.
