Отдыхающих почти не было. Неподалеку торчали две яркие палатки, из которых выныривали дикари и, спотыкаясь, брели к душу с пресной водой, где чистили зубы и намыливали головы.
«Боже, что за радость», – морщилась женщина, рассматривая сквозь очки покрытых татуировками загорелых парней, фыркающих под потоками воды. Лишенные смущения, те смачно сплевывали на тусклую гальку, сморкались и в довершение утреннего туалета даже брились.
Тамаре от увиденного становилось брезгливо, и она отворачивалась, интуитивно пытаясь сохранить столь неуловимый отпускной флер.
– Ма-а-ама! – кричала Машка и махала руками, как вертолет пропеллером. – Иди к нам!
Женщина отрицательно мотала головой и смотрела на море, пытаясь понять, движутся виднеющиеся вдалеке корабли или стоят на месте. Иногда с судна спускали лодку, и Тамара следила за ее бегством к берегу.
«За провизией», – придумывала Мальцева и чувствовала себя мудрой и очень проницательной. Лодка причаливала к пирсу. Из нее выскакивали люди, издалека казавшиеся черными запятыми. Ничего необычного не происходило, и Тамара искала для своих наблюдений другие объекты.
Чаще всего ими становились прибывающие на пляж пансионатцы. Шумные и многодетные, они бросались к свободным лежакам и растаскивали их, как муравьи соломинки. Овладев добычей, отдыхающие любовно покрывали их полотенцами. А те, у кого полотенец не было, маркировали их собственной одеждой, сумками и пакетами.
– Слушай, как-то неудобно, надо было для ребят лежаки занять, – поделился с женой Виктор.
– Надо было, – согласилась Тамара, не глядя на супруга.
– Они же не приехали, – присоединилась Маруся.
– Может, пешком идут, – предположил Мальцев.
– Может… – лениво протянула Тамара.
– А может, они и вообще не придут?! – растревожилась девочка.
– Может, и не придут, – «поддержала» ее мать.
– Тебе что? Все равно? – гневно спросила Машка.
– Все равно.
– И тебе? – продолжила девочка допрос с пристрастием, строго глядя на отца.
Тот не успел ответить, как сверху раздался истошный детский вопль: «Укуси-и-ила!» Из-за бетонной стены показались четверо. Это были вчерашние знакомцы, окрещенные Тамарой «кубанцами».
Впереди шествовал Гена, неся в руках два огромных пакета с надписью «METRO». Издалека было видно, что двигаться ему тяжело: пот катился с него градом, отчего на красной майке проступили неровные мокрые пятна. «Хворает, – отметила про себя Тамара не без ехидства, – «Диоскурия» подкосила».
Следом за ним брел Стас, очевидно злоупотребляющий по утрам стайлингом. Это произвело на Марусю неизгладимое впечатление.
– Смотри! – дернула та мать. – Ничего себе ирокез!
– Чего?! – изумился Виктор, пребывающий в конфликте с молодежными тенденциями.
– И-ро-кез, – по слогам проговорила Машка и прониклась к юноше нескрываемым уважением.
«С девочкой дружбы, судя по всему, не получится», – огорчилась Тамара, следя за восхищенным взглядом дочери.
Женская половина кубанского семейства задержалась наверху. По движениям Вики Тамара быстро догадалась, что та успокаивает дочь. Даша отказывалась спускаться и норовила повернуть назад. Вика сопротивлялась – девочка громко всхлипывала и хваталась за глаз рукой. Что произошло, стало ясно, как только Гена наткнулся взглядом на своего вчерашнего товарища.
– Вите-о-ок! – заорал тот и с остервенением бросил оба пакета на гальку. – А я тебя наверху ищу!
Отдыхающие, как по команде, повернули головы в сторону Мальцевых.
– Ге-ена! – нарочито радостно откликнулся Виктор, ненавидевший публичное внимание. А оно, благодаря Машке и кубанскому другу, похоже, теперь ему было обеспечено на все время пребывания в пансионате.
– Здорово, братан! – нежно просипел Гена и поручкался с другом.
– Здрасте! – вслед за отцом повторил церемонию приветствия Стас.
– Доброе утро, – отгородилась от теплых объятий Тамара. – А где Вика с Дашей? У вас все в порядке?
– Нормуль, – заверил Гена и оглянулся в поисках лежаков.
– Все занято, – подсказал отцу Стас.
– Я шо? Слепой?
– Стас! – поспешила на выручку парню Тамара. – Так что там с девочками?
– Да оса Дашку укусила. Прям в хлаз.
– Ой, да-а-а-а! – нараспев запричитал Гена. – Бедный ребенок – все разнесло.
– Все? – ужаснулась Машка.
– Аха, – хихикнул Стас.
Тамара поднялась со своего места и направилась к лестнице, соединяющей пляж с бетонным парапетом. Борьба между Викой и Дашей, похоже, закончилась, и теперь девочка сидела спиной к морю и устало всхлипывала. Вика терпеливо ее уговаривала и гладила по голове. Почувствовав за своей спиной присутствие чужого человека, Дашка уткнулась в мать, скрывая таким образом признаки неожиданно обрушившегося на нее уродства.
Тамара села рядом и приветливо кивнула расстроенной Вике.
– Не хочет идти, – пожаловалась та.
– Ясное дело, – согласилась Мальцева и обратилась к девочке: – Покажешь?
Даша наотрез отказалась взглянуть на вчерашнюю знакомую.
– Ну и не показывай, – согласилась Тамара и подмигнула Вике. – Даш, наденешь мои очки? Они большие, черные. Тебя за ними-то и видно не будет. Все обзавидуются. На, примерь.
Женщина сняла с себя очки и сунула девочке в руку.
– Они ж дорохие, наверное, – предположила Вика.
– Зато осонепробиваемые!
Последняя характеристика Даше понравилась однозначно, и она нацепила очки на нос. Тамара была права: из-под них торчал маленький подбородок, а нос выглядел мелкой пуговицей.
– Красота! – одобрила Мальцева и еще раз подмигнула Вике. – Пойдемте тогда.
Снять очки, спускаясь по лестнице, девочка отказалась, невзирая на материнские увещевания: «мол, упадешь, споткнешься, сломаешь ручку-ножку». С берега могло показаться, что две разные по комплекции женщины тащат за собой пойманную стрекозу. Но Маруся была далека от подобных ассоциаций. Взгляд ее был предметен и суров: на лице соперницы красовалось то, что было тщательно оберегаемо Тамарой, а посему всегда находилось под жесточайшем запретом. На то были свои причины, как уверяла собственную дочь Мальцева, периодически извлекающая свои очки из-под Марусиного зада. После чего Машка приносила свои извинения, а Виктор со вздохом протягивал супруге пару-тройку тысяч, оберегая дочь от материнского гнева.
Все эпизоды очковредительства Тамара помнила так же хорошо, как прием в пионеры. Машкина память их сохранять отказывалась, потому что девичья. Маруся периодически просила мать примерить хрупкое сокровище и всякий раз натыкалась на полное непонимание.
