Весь вчерашний день он находится в шоке.
В таком настоящем, крутом шоке! У него перед глазами все повторялась и повторялась картинка: девочка Глафира делает мостик, выходит из него в кувырок и выскакивает на авансцену, раскинув руки в приветствии зрителям, и как обрывается все внутри от понимания, что это его дитя!
Его дочь! Его! Родная! Дочь!
Он только об этом весь день и думал – занимался делами, общался, двигался – и думал только об этом. А потом увидел Надюху в этом ее золотисто-янтарном платье, и снова перевернулось все внутри, в который раз за эти два дня.
Два дня! Всего два дня, и его жизнь изменилась абсолютно!
Бывают, конечно, и позаковыристей выкрутасы судьбы, ему ли не знать, но то, что эта женщина так неожиданно нашлась, и новость, что у него, оказывается, есть дочь…
Это… Казарин не мог найти такого определения, которое бы передало все, что он испытывал и чувствовал эти два дня.
Надя ушла тогда с террасы настолько элегантно, что он глаз не мог отвести – поднялась грациозно с дивана, плавным жестом руки сняла пиджак, кинула его на сиденье и пошла неспешной величественной походкой, мимоходом оставив бокал на подоконнике окна. А шелковое платье обтекало, гладило ее фигуру, как погибающий от любви любовник – и Казарин все смотрел вслед, даже когда за девушкой тихо закрылась дверь, ему казалась, что снова и снова движется ее фантом к выходу, доканывая в нем все мужские инстинкты.
Он ушел следом за ней с праздника, ему хотелось подумать в одиночестве и тишине. Одиночества Даниил получил сколько угодно, а вот с тишиной вышел большой напряг – праздник гулялся с размахом и большим весельем. Впрочем, это почти не помешало Казарину думать. Он не мог заснуть, вышел на балкон, постоял, опираясь на перила, а потом сел в плетеное кресло, смотрел в темноту и думал, думал… Вспоминал все с того момента, когда обрисовался сквозь туман стройный женский силуэт, и как Даниил вышел из белесой субстанции в просвет на тропинке, кивнул незнакомке и улыбнулся, мгновенно отметив про себя ее привлекательную внешность, и как в следующую секунду его ударило узнавание…
И вдруг слишком громко для полной ночной тишины пропиликал сигнал сообщения, пришедшего на его телефон. Даниил достал смартфон из кармана пиджака, увидел, от кого оно пришло, прочитал, и в этот момент неожиданно ясно, как снизошедшее озарение, он осознал и понял все…
– А почему вы обращаетесь ко мне на «вы»? – спросила Глашка.
Они сидели за большим круглым семейным столом в гостиной за условным обедом, поскольку для обеда было еще рановато по городским меркам и в самый раз по сельским.
Девочка еле сдерживалась, чтобы не завалить Казарина вопросами и не потребовать его единоличного внимания только ей – ведь обещал же про цирк рассказать! Но ребенка остудили, напомнив о хороших манерах и о том, что Даниил Антонович гость в их доме, его надо угостить и принять как подобает, а потом уж расспрашивать. Но удержаться она все равно не могла. Ну не могла!
– Так я выражаю свое уважение к малознакомому человеку.
– Но я же ребенок, – напомнила она.
– Это не значит, что вам не надо выказывать уважение. Так принято у воспитанных людей, к которым я иногда отношу и себя, – пояснял Казарин.
– Понятно, – кивнула Глафира. – Значит, я до сих пор встречалась с не очень воспитанными людьми. Никто из взрослых еще ни разу не называл меня на «вы». А когда вам можно уже будет ко мне на «ты» обращаться?
– Когда вы мне это позволите, тем самым показывая, что принимаете мою дружбу и расположены ко мне дружески в ответ, – с серьезным видом, но явно сдерживая улыбку, объяснял Казарин правила этикета.
– Ой! – обрадовалась девочка. – Я к вам очень расположена и очень дружески! Давайте уже на «ты».
– Хорошо, – кивнул Даниил и, не удержавшись, усмехнулся.
– А скажите, это трудно стать настоящим акробатом? – закончилось окончательно и бесповоротно все возможное терпение у Глашки.
– Трудно, – подтвердил Казарин и спросил неожиданно: – А что ты знаешь о цирке?
– Ну… – задумалась она. – Много, наверное.
– Ну, например, с чего все началось: что во всех цирках мира арена, она же манеж, одного размера и устройства ты знаешь?
– Не-ет, – удивилась девочка и тут же спросила: – Какого?
– Сорок два фута в диаметре, или тринадцать метров, – уведомил Казарин.
– А почему? – завороженно допытывалась она.
– Ну вот, – усмехнулся Казарин, – а говоришь, что знаешь о цирке многое.
– Я знаю! – уверила его Глашуня и состроила рожицу, сообразив, о чем он спрашивает. – Ну, не совсем все, разумеется, но много.
– А действительно, Даниил, почему арены одинакового размера? – спросил с любопытством Максим Кузьмич.
– Это мировая история цирка, – принялся пояснять Казарин. – Такие размеры продиктованы профессиональной необходимостью. Дело в том, что современный цирк зарождался в девятнадцатом веке с конной вольтижировки и акробатики – попросту говоря, с выступления артистов на лошадях. А для акробатических трюков на спине у лошади требовалось, чтобы она всегда находилась под одним углом к центру манежа. И этого можно добиться, только поддерживая определенную скорость лошади при определенном диаметре манежа. Это очень непростое, красивое, тонкое искусство. Кстати, и барьер, окружающий манеж, тоже во всех цирках имеет определенный размер и такую высоту, чтобы лошадь среднего роста могла положить на него копыта передних ног и продолжать передвигаться задними по арене.
– Здорово! – завороженно глядя на гостя, восхитилась Глашка.
– И таких интересных, а порой совсем загадочных фактов про цирк очень много, – улыбался ей Даниил. – Если тебя увлекает это искусство, то, может, стоит начать с изучения его истории? – и добавил: – Хотя мостик и реприза у тебя уже получаются прекрасно.
– Какая реприза? – подивилась девочка незнакомому слову.
– Ну вот, – рассмеялся Даниил. – Значит, все-таки начинать придется с истории, – и пояснил: – Репризой в цирке называют окончание выступления. Когда артист раскланивается с публикой и приветствует ее, раскидывая руки в стороны, как бы посвящая и отдавая ей свое мастерство.
– Здорово! – еще раз, но серьезно повторила Глашка и спросила почти строго: – Все, мы закончили обедать? И я теперь могу поговорить с Даниилом Антоновичем?
– А мы тоже хотим его послушать, – сказала весело Рива, – он так интересно и увлекательно рассказывает.
– Нет, – отказала в приятной беседе взрослым Глашка. – Вы с ним и потом поговорите, а у меня много вопросов. И еще, – повернулась она к Казарину, – вы мне можете показать упражнения? Или вот вы говорили, что я сальто не докручиваю, можете показать, как правильно. А еще вы говорили про поддержку…
– Глаша! – остановила дочь Надя.
