– А вы не уйдете? – спросила девочка у Казарина. – Расскажете мне про цирк?
– Я постараюсь, – улыбнулся он.
– Иди, – подтолкнула девочку Надя.
Девочка побежала к гримерным, но пару раз оглянулась на Казарина. Загремела музыка, на сцене выступали другие участники, и Максим Кузьмич махнул рукой в сторону выхода, предлагая отойти. Они прошли какими-то коридорами и через техническую дверь вышли в вестибюль, где уже можно было говорить, чем тут же и воспользовалась Надежда, напустившись с упреками на Казарина:
– Зачем ты ее критиковал? Она ребенок и так старалась, готовилась!
– Я критиковал не ее, если ты обратила внимание, а ее наставника, – уточнил спокойно Казарин.
– А что, Даниил Антонович, – вступил в разговор Максим Кузьмич, – вы там сказали про опасное сальто? Это действительно так?
– У них очень плохой учитель, думаю, даже не профессионал. И да, Максим Кузьмич, это реально опасно для детей. Если номера делаются неправильно, без должного профессионализма и знаний, риск очень велик. Во-первых, для формирования детского тела, костей, мышц, а во-вторых, просто травмоопасно. Например, ребята не докручивали сальто, а такие просчеты часто приводят к тому, что акробат «приходит», это термин такой, проще говоря, приземляется неустойчиво, неправильно на руки, и может повредить позвоночник, ну и так далее, – пояснил строгим тоном Даниил.
– Господи! – перепугалась всерьез Надюха и спросила: – Ты это точно знаешь?
– Поверь мне, я знаю это очень хорошо и более чем уверен в том, о чем говорю, – очень весомо заверил Казарин.
– И что же теперь делать? – перепугалась она.
– Либо срочно искать другого наставника, либо вообще отказаться от занятий акробатикой, – ответил Даниил и объяснил: – Переучивать после таких вот горе-учителей – это все равно что исправлять неправильно сросшийся перелом: требуется снова сломать кость и сложить заново. А это всегда опасно и ужасно больно. Понимаете, тело, особенно детское, запоминает многократно повторенные упражнения, и ломать все это непросто.
– Но что же делать? – повторила она вопрос, посмотрела на деда совершенно расстроенно и вновь перевела взгляд на Казарина. – Во всей округе мы нашли только одного преподавателя, который дает уроки акробатики. Есть еще в районном центре цирковой кружок, но туда очень далеко и неудобно ездить, а Глаша так увлечена цирком, что просто без него не может, – и, улыбнувшись, принялась рассказывать, стараясь объяснить: – Совсем маленькая была, года три, когда мы ее первый раз в цирк привели. И всё, как заколдовали ребенка. С тех пор только о цирке разговоры. Вся комната плакатами обклеена, на дисках, флешках и в компьютере записи выступлений известных артистов. В прошлом году мы ездили в Москву на выступление Цирка дю Солей. Билеты за несколько месяцев в Интернете бронировали. Так Глаша посмотрела и два дня не могла разговаривать – молчала от потрясения. Потом говорит: вот там я хочу и буду выступать. И что я теперь должна ей сказать, что она не будет больше заниматься? Как я могу ей запретить?
– Увы, никак. Ты ничего не сможешь с этим сделать, – с сочувствием произнес Даниил, – у нее на самом деле уникальные способности и талант. И, как я понял, к тому же трудолюбие? – Он посмотрел вопросительно на Максима Кузьмича, мудро помалкивавшего до поры.
– Еще какое! – подтвердил тот. – Я бы сказал, железная упертость.
– А это для цирковых артистов основное, – кивнул Казарин, снова посмотрел на Надю и, стараясь произнести это помягче, сказал жесткую правду: – Тебе придется ее отпустить.
– Что значит отпустить? Как? Куда? – возмутилась ошарашенно она. – Ты вообще понимаешь, что говоришь?
– Никакой замечательный райцентр и цирковой кружок не спасет, – сочувствуя ей, объяснял Казарин. – Глаше нужен наставник из самых лучших. И заняться данным вопросом это надо прямо сейчас, пока еще можно исправить нанесенный вред. По-хорошему, таким деткам, как Глаша, надо заниматься у мастеров лет с семи, – и совсем уж стараясь смягчить слова, понимая, каково ей сейчас, добавил: – Если ты ее не отпустишь в большой город к настоящим наставникам или не дашь заниматься дальше, она сбежит сама или исковеркает себе жизнь, занявшись чем-то другим.
– Да откуда ты можешь это знать?! – беспредельно возмутилась Надюха, повысив голос.
– Я знаю, – вздохнул Казарин и, глядя ей в глаза, очень медленно, с нажимом на каждом слове, сказал: – Потому что она моя дочь.
– Как?.. – задохнулась Надя – Как ты?.. – И посмотрела на него пораженно. – Ты поэтому меня нашел? Из-за Глаши?
– Нет. Мы встретились с тобой совершенно случайно, и для меня это такая же неожиданность, как и для тебя, – признался Даниил и разъяснил: – Про Глашу я и не подозревал даже. Но, увидев девочку на сцене, сразу понял, что она моя дочь, без каких-либо сомнений, потому что некоторые движения, которые она делала, и тот талант, который есть у нее, это наследственное. – Он помолчал, посмотрел на Надюху, глядевшую на него своими огромными колдовскими глазами, наполненными сомнениями и скрытой болью, и договорил: – У Глаши очень сильно проявляется этот дар. А это значит, что она продолжательница и наследница одной из известных в стране и в мире цирковой династии.
– О господи! – прошептала Надюха, от потрясения прижав ладошки к губам, и повторила: – О господи! Но как? Ведь никто никогда не говорил, что ты из цирка, и нигде такого не писали.
– Об этом мало кто знает, только родственники, – пожал плечами Казарин.
Даниилу так хотелось прижать ее к себе, разделить с ней ее тревогу, поддержать и пообещать, что все будет хорошо, чтобы ушел из этих янтарных глаз испуг за дочь. Однако Казарин сдержался и посмотрел на Максима Кузьмича, который так и молчал, слушая его самым внимательным образом и никак не выдавая своего отношения к услышанному.
– Нам придется где-нибудь сесть и поговорить, – обратился к нему Казарин. – Я обязан рассказать вам о своей семье, но это довольно длинная история. И лучше это делать пока без Глаши.
– Согласен, – кивнул тот. – Нам действительно надо многое обсудить, раз уж выясняется, что это не простое увлечение девочки, а нечто более серьезное.
– Поехали к нам, Ольга обед праздничный готовит, там и поговорим, а я попрошу Лену отвезти Глашку к ним домой вместе с мальчишками и занять их чем-нибудь, – справившись со своим первым потрясением, кивнула Надежда.
– Идем, заберем их, – взял внучку под локоток Максим Кузьмич и обратился к Даниилу: – Придется вам, правда, пообещать девочке, что вы с ней пообщаетесь отдельно попозже, иначе она нас всех живыми не отпустит. Характер.
– Есть в кого, – усмехнулся Казарин, глядя Надежде к глаза.
Все начиналось еще в позапрошлом веке.
Клава Данина перестала быть обычной девочкой в десять лет, в тот день, когда впервые в жизни попала в цирк.
Пыльный от летней жары, захудалый уездный городок лениво проживал очередной день, когда, разгоняя брешущих от испуга подзаборных шавок, зазевавшихся кур и гусей, на его улицу шумно и празднично вкатился бродячий цирк.
