— Почему он спит? — Харальд посмотрел на тихо сопящего младенца, завёрнутого в белые пелёнки. — Разве он не должен верещать на весь замок и требовать поесть? Все наши сыновья занимались этим постоянно!
— Он уже поел, — улыбнулась Хельга. — И сразу же уснул. Он не шумный, но поглощает сильно.
— Вот как? — Харальд склонил голову, разглядывая спящего младенца. — Когда я вошёл, ты не выглядела измождённой. Я думал, это потому, что малыш родился один.
— Здесь не так просто получить истощение. — Она осторожно коснулась рукой резной колыбельки. — Этот замок древнее, чем весь мой род. Тут всё пропитано энергией ваших предков, даже колыбелька излучает! Когда у меня начались схватки, в главном зале собралось огромное количество родичей, я чувствовала их сквозь стены, гранитная толща транслировала сюда огромный энергопоток. Я думаю, что великий предок, явившийся ко мне в видении, знал, что в любом другом месте мне будет родить очень тяжело… Интересно, про эту колыбельку он тоже знал?
— Сложно сказать, — улыбнулся Харальд. — Но о ней точно знал мой отец. Потому что это моя колыбель. Точнее, тут лежали все мои братья, и я в том числе.
— Как ты здесь уместился?! — Хельга сделала большие глаза. — Она же совсем маленькая!
— Это было шестьдесят семь лет назад, — напомнил Харальд. — Тогда я был меньше. И вообще, мы с братом поначалу лежали здесь вдвоём. И отлично умещались. Потом мы подросли, нас разделили.
— Ты, наверное, его объедал, — предположила Хельга, окидывая пятиметровую груду мышц супруга оценивающим взглядом. — Истинная причина разделения крылась в этом.
— Уточни у мамы, — посоветовал Харальд. — Мне она может не признаться. Но при рождении мы с братом точно были поменьше него, — он осторожно протянул ладонь над младенцем, — второй такой жлоб здесь вряд ли поместится. Как это ты его родила и при этом такая бодрая… ого! — Он удивлённо поднял брови: — Какой жадина! Поглощает прямо во сне!
— Вот-вот, — кивнула Хельга. — И я о том же. Физически роды прошли легко. Даже очень. Но за это время он из меня все силы выпил. Как ты его назовёшь, любимый?
— Не знаю, — озадачился Харальд. — Ты же помнишь, мне всегда было трудно дать имя чаду. Не понимаю, как можно наречь воина подобающим именем до того, как он стал воином? Назначать имена, не имеющие смысла, меня раздражает. Вся моя фантазия иссякла ещё на крайних наших сыновьях. Может, назовем его Обжора? Поглощает-то за двоих!
— Харальд! — Хельга обиженно надулась.
— Шучу, — улыбнулся он. — Надо подумать.
— Может, Одинец? — Предположила она. — Он же один родился?
— Нет, так точно не стоит, — покачал головой Харальд. — Он рожден в Гармоничное Священное лето, ему и без того в плане поиска супруги придётся непросто. Имя с не лучшим подтекстом.
— Это правда, — признала Хельга. — Тогда, может, Бьорн? Вон он какой крепыш!
— Медведь? — Харальд скептически сдвинул брови. — Что это за медведь такой, на ладони умещающийся? Поглощать за двоих и есть за троих — это ещё не медведь. Нет, не пойдёт.
— А если Ирийзар? — предложила Хельга. — Он же родился здесь, в Даарии, на самой заре Ирия!
— Ирий-Зар можно истолковать ещё и как «Сверкающий подобно звездному небосводу», — задумчиво произнёс Харальд, убирая ладонь от колыбельки, чтобы младенец не проснулся вследствие избытка энергии. — Такое имя положено человеку, чья мудрость не вызывает сомнений. Уж точно не чаду, регулярно мочащему пелёнки.
— Тогда, быть может, Дарий?
— Прилетели, — иронически фыркнул Харальд. — Да в нашем роду каждое второе чадо — Дарий, а каждое третье — Арий. И мы туда же. Старики и без нас путаются со всей этой оравой. Во время урока на такое имя отзывается сразу полкруга детей.
— Этак мы его никогда не наречём, — Хельга улыбнулась и потёрлась щекой о щеку супруга.
— Это точно, — согласился могучий воин. — Я же говорил, что это та ещё задача! Поэтому хватит заниматься ерундой. Вот подрастёт, тогда и получит имя, которое заслужит. А сейчас… Так… какой он у нас там по счёту?
— Харальд! — Хельга в ужасе сделала огромные глаза.
— Шучу, — могучий воин тихо хихикнул, изучая реакцию супруги. — Помню я, помню. У нас шесть двойняшек. Двенадцать сыновей. Этот обжора тринадцатый. Вот пусть и будет — Тринадцатый, пока не вырастет. А там посмотрим.
— Как-то длинновато, — супруга наморщила носик. — И не сократишь ведь, не то получится непонятно какое имя… И непонятно чьё!
— Привыкнем, — беспечно отмахнулся Харальд. — Через пару месяцев его имя уже не будет казаться нам ни длинным, ни необычным. Вот увидишь.
— Эту пару месяцев мы можем провести здесь, в замке? — Хельга вновь прижалась к супругу: — Любимый, сделай броню помягче… — Она пристроилась поудобней. — Я чувствую, что малышу пойдёт на пользу пребывание в столь древних стенах. И мне будет легче.
— Странный вопрос, — удивился Харальд. — Это родовой замок, наше исконное гнездо. Он принадлежит тебе так же, как и всем остальным родичам. Ты можешь вообще больше никогда не улетать отсюда, только учти, что в этом случае я умру от тоски где-нибудь на дальней орбите Рады.
— Как-то мне не нравится описанная тобой перспектива, — промурлыкала Хельга, встраиваясь в энергопоток супруга. — Тогда я не стану здесь задерживаться и улечу вместе с тобой!
Их потоки слились воедино, сияние её волос усилилось, и она замерла, жмурясь от наслаждения.
— Нет, так тоже не годится, — могучая рука Харальда ласково перебирала её волосы, сияющим озером расплескавшиеся по ложу. — Меня отпустили всего на сорок суток. Вам с сыном этого времени будет всего ничего. Вы останетесь здесь до тех пор, пока ты не почувствуешь, что можно возвращаться. Это будет вдвойне правильно, потому что ты после свадьбы ни разу здесь не была. Родичи укоряют меня за это. Наши сыновья проводят здесь половину каждого лета, а тебя род видит только в свечении кристаллов связи. Это неправильно. Ты ведь подарок рода-побратима, все хотят поговорить с тобой вживую, это дань уважения побратимам, не говоря уже о простом любопытстве.
Он осторожно ухватил её за нос, и Хельга тихо прыснула, не открывая глаз. Вообще Харальд прав. За все тридцать одно лето она так ни разу и не прилетела в родовой замок, хотя возможностей было достаточно. У них шесть раз рождались двойни, было бы уместно растить их в родовом гнезде хотя бы одно-два лета. Но покинуть любимого всякий раз оказывалось выше её сил, и Хельга откладывала визит до лучших времён, когда военная обстановка в Пограничной будет складываться более спокойно и у супруга появится возможность позволить себе длительный отпуск. Но спокойные времена всё не наступали, отпуска были короткими и часто прерывались экстренными вызовами по боевой тревоге. В общем, как-то так время и пролетело…
Тем более что у них всегда появлялись на свет мальчики, а мальчикам воинской касты, представителям одного из древнейших воинских родов цивилизации сияющих, надлежало получать образование и первичную боевую подготовку у носителей родовых традиций. Поэтому все их сыновья, достигая шести лет, подобно другим детям касты воинов отправлялись в родовой замок для прохождения обучения. В назначенное время за ними прилетал корабль, что в самый первый раз её сильно обрадовало. Женщины сияющих продолжают род своего супруга, таково генетическое строение расы. Поэтому дочь, заключив семейный союз, покидает отчий дом и навсегда вливается в род супруга. С каждым рождённым ребёнком её связь с новым родом усиливается, и с появлением на свет четвёртого дитя женщина становится неделимой и неразрывной частицей рода своего мужчины. А это уже другие энергопотоки, под которые она полностью перестроилась, так что в отчем доме ей делать нечего, разве только прилететь погостить. В общем, жена вышла за мужа, сменила место жительства и живёт в окружении новых родичей. Элементарное дело в любой касте. Кроме воинской.
