– С тобой невозможно говорить, – покачал головой Палыч и удалился.
– Разговор о литературе не удался, – развела руками Людка.
– А ты, правда, читала «Декамерона»? – спросил Егор.
Интуиция подсказала Людке, что она его зацепила.
– А ты думаешь, если симпатичная девчонка, то у неё пол-извилины? – съехидничала она.
Витёк посмотрел на Людку и укоризненно произнёс:
– Прикатили к переправе, а паромщик в дупель пьян. Вы тут ещё урок литературы устройте.
– Отдыхай, Витёк. Это разговор для гуманитариев, – сказала Людка, многозначительно глянув на парня.
– Понял, не тупой. Ребята, айда купаться! – скомандовал Витёк, и вся компания повалила в воду.
Егор по-прежнему лежал на животе, уставившись на мельтешащих в море ребят. Людка опустилась на полотенце рядом с ним и насмешливо произнесла:
– Ну что, будем о книжках говорить?
– Зачем было раздеваться перед всеми? – спросил он.
– Тебя это напрягает? А я думала, тебе до лампочки.
– В принципе, это твоё дело, – он нарочито безразлично пожал плечами.
– Слушай, ты можешь честно ответить мне на один вопрос?
– Смотря на какой.
– Вот как? Значит, есть вопросы для правды и вопросы для лжи? – жёстко, с нотками обиды проговорила она.
– Ну хорошо. Постараюсь ответить честно.
– Я тебе совсем не нравлюсь? – без обиняков спросила Людка.
Уставшая от страданий, домыслов, переживаний, она была не в настроении вести игру. Она была не из тех, кто пытается развязать гордиев узел. Встретив препятствие, она предпочитала рубануть сплеча.
Вопрос поставил Егора в тупик. Людка ему не просто нравилась. Она даже снилась ему по ночам. Если бы не её неженская манера главенствовать и подминать всех под себя. Ей можно было либо безоговорочно подчиняться, либо уйти. Он предпочёл бы оставить всё как есть. И всё же рано или поздно ему пришлось бы ответить на этот вопрос.
– Нет, – коротко сказал он.
– Что нет? Не нравлюсь?
– Ты же сама знаешь, что это не так, – обтекаемо ответил Егор.
– Значит, нравлюсь. А что же ты из себя корчишь английского лорда? Или ты тупой, слепой и глухой и не понимаешь, что ты мне нужен?
– Нет, не то. Просто… – замялся Егор, не зная, как ей объяснить свои чувства, да и стоит ли объяснять.
– Что просто? Смотри, каникулы не безразмерные, – предупредила его Людка.
– Любовь – это не только секс, – вырвалось у Егора то, что первое пришло на ум.
– Да что ты! А кто тебе говорил про секс? – язвительно заметила Людка. – Или ты считаешь, что я дешёвка?
Егор смутился.
– Извини, я не то имел в виду.
– А что же? Я не терплю ложь. Если я влюблена в человека, я так и говорю. Или ты предпочитаешь, чтобы я корчила из себя недотрогу и делала вид, что ты мне безразличен?
– Прости, прости, прости, – повторил Егор.
– Что ты за человек? Тебе предлагают правду, а ты ищешь фальшивку.
– Ты мне очень…
Признание повисло в воздухе, но так и не было облечено в слова. Оно предназначалось только для одной, а при разговоре присутствовал молчаливый свидетель.
Тоня сидела в той же позе, на том же самом месте. Про неё, как всегда, забыли. Люди ведут интимные разговоры, не обращая внимания на стоящие рядом предметы. Но в отличие от вещей у неё были уши, и она слышала всё от начала до конца.
Людка проследила за взглядом Егора. При виде Тони в ней вскипела злость. Опять эта сволочь вставала у неё на пути! Мало того что она подслушивала. Могла бы из вежливости встать и уйти. Но она даже не смутилась, что её застали за этим занятием.
Глядя на девчонку в упор, Людка сердито произнесла:
– Слышь, Ведьма, ты знаешь такое понятие: третий лишний? Что ты уши растопырила? Пришла на пляж, так купайся, а нет – так вали отсюда.
Тоня поднялась и побрела прочь с покорностью собаки, которой дали пинка. Её фигурка в несуразном платье казалась жалкой и инородной на яркой картине летнего отдыха. Егору стало её жалко и неловко за Людкину грубость.
– Зачем ты так? – сказал он и хотел остановить Тоню, но Людка, угадав его желание, резко произнесла:
– Может, побежишь за ней? Она же убогая, её надо пожалеть. А я железобетонная. Я могу всё стерпеть. Ну давай, выбор за тобой. Только учти, ты выбираешь только один раз.
Егор понимал, что Людка не лжёт. Потеряв, её уже не вернуть, а она ему отчаянно нравилась. К тому же, как можно обидеть девчонку, которая только что призналась тебе в любви?
– Это же разные вещи, – сказал он. – Просто она очень одинокая.
– Вот на это она и рассчитывает. Одинокая, бедненькая. Пусть её жалеют.
– За что ты её так не любишь?
– Ты с ней в одной комнате не жил. Если бы ты знал, как она меня достала.
7
Внезапно Тоня перестала быть невидимкой. Теперь она то и дело попадала Егору на глаза. Каждое утро Тоня с сияющей улыбкой встречала его у дверей корпуса и провожала до столовой. Она буквально не давала ему прохода. Всюду, куда бы он ни посмотрел, он видел её дурацкую улыбку. Поначалу Егор улыбался в ответ и даже обменивался с ней ничего не значащими фразами, но в конце концов подобная назойливость стала его раздражать. Он перестал здороваться и нарочито не замечал Тоню, а она, как ни в чём не бывало, с покорностью собачонки следовала за ним по пятам.
Над ними уже подтрунивал весь лагерь, но она как будто не понимала, что делает из себя, а заодно и из него посмешище. Егор был не рад, что тогда в беседке с ней заговорил. Девчонка была явно не в себе. Интересно, на что эта дурочка надеялась? Может, она думала таким образом его в себя влюбить?
Егор уже не раз собирался поговорить с ней начистоту и запретить за собой бегать, но вспоминал их предыдущий разговор, и злость сменялась жалостью. Судя по всему, эту девчонку никто не любил, даже собственная мать. У него не поворачивался язык её прогнать, и затяжная инфекция неразделенных отношений продолжала развиваться, отравляя ему каникулы. Он злился на себя за мягкость и нерешительность, на Тоню за надоедливость, и копившееся в нём раздражение, подобно мифической змее, вновь кусало собственный хвост.
Неизвестно, сколько бы это длилось, если бы Людка не подтолкнула Егора к решительному шагу.
– Ну и долго ты её будешь поощрять? – как-то раз спросила она.
– Да кто её поощряет? Я с ней даже не разговариваю. Я же не виноват, что она за мной ходит хвостом, – оправдывался Егор.
– А тебе это льстит.
– Скажешь тоже. Думаешь приятно? Все уже смеются.
