Селянин, несмотря на падение, сразу догадался высказать самую почтительную признательность своему благодетелю. «Надо бы проявлять больше осторожности, – сказал Котаро, – когда пускаешься в путь в такой спешке. Добрый человек, вам грозит потеря и вы торопитесь убежать от нее, или услышали о добродетели, поэтому спешите ей навстречу?» Селянин почесал свои ушибленные конечности. Ворча и стеная, он похромал к своему животному. Котаро снял одежду и мешки, которые, неловко связанные вместе, служили селянину седлом. Он собрался показать этому человеку, как надежнее смастерить седло. «Сначала уздечку следует…» Достойный рыцарь не смог продолжать урок. Этот селянин ровно настолько не воспринимал его инструкцию, насколько сам жрец проявил равнодушие к ответу на свой вопрос. Однако первые же слова, произнесенные селянином, пребывающим в большой спешке, привлекли внимание Котаро. «Я должен перед вами извиниться, преподобный господин. Примите благодарность Тёдзаэмона, питающего к вам почтение и уважение. Однако сегодня предлагают великое представление. Объявлено о предстоящем совершении казни. В Омати обещают не простое приведение в исполнение приговора на Року-Дзидзо.
[85]
На закате в Юигасато на Кайхине головы лишатся два самурая. В этой связи простого народа на место казни собирается больше, чем обычно. К тому же эти самураи считаются отъявленными негодяями. Они тайно проживали в Судзукии на Юки-но-Сита. Этот постоялый двор называют самым уютным. Только, выглядывая в сад этого постоялого двора, они вынашивали самые недобрые замыслы. Доведенные до отчаяния гибелью своего господина, погибшего в бою у Яхаги на территории провинции Микава, эти ронины замышляли убийство принца Мотиудзи. Но Акихидэ-доно был, как всегда, начеку. Получив сообщения от своих лазутчиков, он вызвал тэйсю и приказал их связать. На его голос в ночи радостный банто открыл дверь, чтобы впустить кэраи Иссики, которые заполонили весь дом. Оками-сан со служанками стояла охваченная ужасом, не смея даже шепотом поднять тревогу. Таким образом, этих двоих захватили спящими и связали. Причем ломать двери не пришлось, да и оказать сопротивления не получилось. Великой была радость Иссики-доно; такой же большой, как его страх перед рото Огури. Пленение братьев Катаока, а также их казнь сегодня на закате можно назвать крупным событием и поводом для радости в Камакуре». Увы! Увы! Человек этот явно был слаб рассудком. Инструктаж по поводу искусства верховой езды на том и закончился, к удовольствию Катаока и летописца, слабо разбиравшегося в лошадях. Через мгновение Котаро оседлал скакуна. Встревоженный селянин попытался было остановить его, но Котаро хорошим пинком отправил его назад в болото. Мужчина привстал на руках и коленях, чтобы посмотреть вслед удаляющемуся галопом воину, устремившемуся в Камакуру к Юигахаме.
Сообщение селянина подтвердилось. Постоялый двор под вывеской «Судзукия» представлял собой небольшое заведение для спокойных постояльцев, расположенное на проспекте Хатимангу. При виде многолюдных процессий жрецов, посещавших храм, и Даймё, приносящего санкэй, братья Катаока, считающие своего господина погибшим при Яхаги, поселились здесь и стали ждать случая, чтобы убить Иссики Акихидэ либо во время санкэя к храму, либо по пути во дворец Окура. Тэйсю охотно принял своих уже побывавших здесь постояльцев. Он никогда не связывал пожар в Кайдзодзи с рото Никайдо, искавших лучшей доли, чем монастырские богомольцы. Однако их пребывание оказалось недолгим, да и удача им почему-то не улыбнулась. Непослушный вельможа явно предпочитал Ёко-одзи или перекресток, связывающий с ясики, походу из Омати по проспекту. Иссики относился к категории людей, стремящихся к власти как таковой, а не к ее демонстрации. Отсюда его влияние на своего сюзерена, который любил ее демонстрировать, но осуждал чрезмерное выставление напоказ власти со стороны своих великих вельмож. Отсюда же его неприязнь и подозрительность к великим и расточительным сюзеренам Яманоути и Огигаяцу. Со своим братом Наоканэ, служившим градоначальником в Камакуре, Акихидэ располагал глазами и ушами повсюду. Поэтому ему быстро удалось узнать о прибытии братьев Катаока. После пленения их несколько дней продержали в заточении. Догадаться о причине того, почему они хвастались, большого труда не составило. Просто они ничего не знали о месте, где скрывается Сукэсигэ, если он еще вообще оставался живым. Акихидэ узнал в этом жреце переодетого рото, покушавшегося на его жизнь. К великому стыду, Ёкояма ничего ему не рассказал о Сукэсигэ. Головы Косиро оказалось достаточно этому великому сюзерену, и он отбыл, довольный заявлением о наказании этих попрошаек. Тем самым братьев Котаро не казнили; целый месяц они провели в заточении города Камакуры, однако это все-таки не отдых в знаменитом санатории. С растущим гневом два высоких жреца взирали на мужчин, пока их вели к плахе, связанных как зверей, с осунувшимися лицами и ввалившимися глазами. Можно было с удовлетворением отметить разве то, что походка у них оставалась пружинистой, а энергия пробивалась наружу.
Распорядитель бросил взгляд в сторону храма Хасэ Каннон. Солнце уже почти приблизилось к обводу горы. Как только оно его коснулось, он кивнул. Исполнитель приговора шагнул вперед и прошел за спиной Катаоки Катаро. Получалось так, что первым страдать придется Харунори. Толпа колыхнулась, и народ двинулся вперед в предвкушении зрелища. Зло нахмурившись, офицер обернулся и приказал якунинам оттеснить зевак, чтобы освободить для палача пространство и позволить заняться своим делом. Народ взвыл, послышались крики: «Прошу не толкаться! Мое ухо! Мой нос! Ребра, мои ребра!» Тут через кордон прорвались два рослых священнослужителя и встали посередине свободного пространства. Они громко прокричали: «Перед вами находятся братья Танабэ, служащие рото у господина Огури по имени Кодзиро Сукэсигэ, признанного даймё сотен тысяч коку. Спасение рядом. Соизвольте, добрые господа, собраться с духом». Тут же великий рев поднялся среди толпы и якунинов. Офицер подал палачу знак рубить головы незамедлительно. Он положил руку на свое собственное оружие. Но ни тот ни другой ничего сделать не успели. Хэйрокуро своей мощной рукой метнул тело одного из якунинов и уложил обоих: офицера и палача. В то же мгновение Хэихатиро перерезал путы на братьях Катаока. Вооружение мятежников началось с двух мечей лежащих представителей власти города. Братья Танабэ спрятали свои мечи в своем сякидзё. Якунины замешкались. Народ разбежался. Но отбежали зеваки только на безопасное расстояние, чтобы понаблюдать за предстоящей дракой. Схватка оказалась не настолько забавной, как ожидалось, ведь слава о рото Огури простиралась от бухты Зеленого леса (Аомори) до пролива Большого поворота (Осуми).
Танабэ Хэйрокуро стоял над поверженным офицером. «На кону, – предупредил он якунинов, – голова вашего господина. Никому не двигаться». Этот самурай оказался человеком храбрым. Он закричал: «На кону ваши собственные головы, негодяи! Убейте или плените этих мужчин! Выбирайте, их головы полетят с плеч или ваши собственные!» Хэйрокуро поклонился, и в следующий миг голова богё покатилась по земле. После этого рото Огури в тесном строю погнали якунинов. Так они расчистили себе путь, но на них напали с тыла. Вынужденные вести сражение на два фронта, они не смогли значительно расширить свою территорию. «По крайней мере, – сказал Катаока Катаро, – нас ждет более достойный конец. Эти ребята отступать не собираются. Они нас измотают, и в скором времени здесь появятся лучники из Камакуры. Мы страшно сожалеем, что впутали вас, милостивые государи, в решение нашей судьбы». Хэихатиро ответил ему так: «Почему бы не разделить судьбы своих соратников? К тому же нам всем вместе предстоит давать отчет перед нашим господином в Мэйдо. Но время для вспарывания живота еще не наступило. Ах! Народ что-то зашевелился. Не лучники ли идут? Нет, люди разбегаются в беспорядке. Котаро! Котаро! Мито-но Котаро!» Вчетвером они заплясали от радости. Посылая свою лошадь из стороны в сторону, Котаро разгонял перед собой народ и якунинов. Он с большим толком пользовался своим, увенчанным железом сякудзё. Наша четверка самураев бросилась к нему. Все вместе они снова взялись за якунинов. Те не устояли. Ведь их учили поддержанию общественного порядка, а не сражению в открытом поле. Им поручали заниматься уголовниками, а не утихомиривать рото Огури. Оставим их заботам самураев Асикага. Пятеро из этих отчаянных ребят наступают им на пятки. Несомненно, еще пять, а то и их господин собственной персоной, явятся под видом жрецов, чтобы вступить в эту схватку. Тотчас же блюстители закона и народ стали разбегаться во все стороны. Пятеро мужчин, оставшихся на песчаном холме Кайхин, уставились друг на друга как на восставших из мертвых. «Наш господин, – сказал Котаро, – вполне здоров и находится на пути в Юки. Наша задача состоит в том, чтобы присоединиться к нему. Как бы нам незаметнее отсюда уйти? Эти ребята вернутся, как только известия достигнут Юки-но-Сита». Катаока Кадзиро указал на лодку рыбака, вытянутую на берег ниже по течению. Без лишних слов все бросились к ней. Лодку скоренько спустили на воду и в сгущающейся темноте вышли в море. Тайро Акихидэ совсем не обрадовался, когда узнал о случившемся избавлении его пленников, а также о том, что как минимум пять рото Огури практически находились у него в руках, но все-таки сбежали. А теперь они высадились где-то рядом с Коцубо. «Этот глупый малый из бугё, – проворчал Акихидэ, – сложил свою голову в бою. К сожалению, его клан не получится подвергнуть репрессиям за его личную трусость. Среди якунинов каждый второй мужчина должен тянуть жребий на смерть, остальных следует перевести в категорию хининов (отверженных). Приказываю все это исполнить!»
