Отбомбившись, самолеты прошлись по расположению наших войск пулеметным огнем. Наконец этот кромешный ад закончился, и немцы улетели.
Над позициями наших войск какое-то время стояла мертвая тишина, затем я стал различать стоны раненых, треск огня, почувствовал запах дыма горящей техники.
Мы выбрались из окопа и осмотрелись. Наш танк был цел, а вот соседнему не повезло. Бомба упала почти рядом с ним, сорвав башню и разворотив весь левый бок бронирован-
ного корпуса. Немного подальше лежало перевернутое орудие артиллеристов. Везде были воронки, множество деревьев повалено.
Да остался ли кто в живых после бомбежки? Остались! Там и здесь, из щелей окопов и траншей появлялись люди. Они отряхивались от комьев земли и пыли, приводили в порядок себя и оружие. Только вот немцы не дали на это времени.
Со стороны пехотинцев раздался крик:
– Немцы! Приготовиться к отражению атаки!
Началось!
Мы побежали к танку и забрались внутрь. Я высунулся из люка, посматривая на танк комбрига. Раций-то в танках не было, вот потому и боялся упустить сигналы, подаваемые флажками.
Вот комбриг дал отмашку двумя флажками. Его танк дернулся и, ломая молодые деревья, пошел на немецкие позиции.
Я захлопнул люк:
– Вперед, не отставай от комбрига!
Наш Т-34 и три других танка выстроились в линию. Переваливаясь на кочках и воронках от снарядов и мин, боевые машины шли вперед. По полю ползли шесть немецких Т-III и Т-IV. Под их прикрытием густой цепью шли немцы. Пулеметчики наших танков поливали пехоту огнем, пытаясь отсечь немцев от танков, командиры танков ввязались в пушечную дуэль.
Нам надо было выбить немецкие танки, пока мы не сблизились. Пушка Ф-32, стоящая на Т-34, поражала и Т-III, и Т-IV на дистанции до полутора-двух километров – смотря куда было попадание: в лоб, борт или корму, где броня тоньше.
Немцы могли поражать наши танки лишь с трехсот метров, и то только в борт или корму. Но не стоило забывать о немецких противотанковых или зенитных пушках. Немецкое 88-миллиметровое зенитное орудие оказалось очень мощным и, поставленное на огонь по танкам, могло поражать Т-34 и КВ в лоб на дальности до тысячи восемьсот метров. Немцы поставили потом это орудие в тяжелые танки Т-VI «Тигр». К счастью, на нашем участке таких мощных орудий не было.
Я поймал в прицел идущий почти прямо на меня Т-IV и толкнул Петра обеими ногами. Танк сделал короткую оста-
новку, и я выстрелил. Немец вспыхнул почти сразу. В перископ было видно, что еще три немецких танка горят.
Фашистские танки остановились, а потом попятились. Гитлеровская пехота, увидев, что лишилась мощной огневой поддержки, начала отступать.
Из танка комбрига посигналили флажками. Не хотелось отходить, когда атака так хорошо началась, но приказ есть приказ. Его надо выполнять, не раздумывая и не обсуждая. На этом зиждется дисциплина в армии. А не будет ее, любая армия – сброд, толпа вооруженных анархистов. Так и возвращались к себе на позиции – пятясь задом.
В лесу, где укрылись танки, выбравшийся из своей боевой машины комбриг собрал нас, еще разгоряченных боем и чумазых от пороховой гари.
– Молодцы! Каждый экипаж по вражескому танку сжег. А у Колесникова это уже четвертый. Пора и к медали представлять. Жалко, танков у меня почти не осталось, иначе задали бы немцам перцу. Жду подхода пополнения. Надо продержаться еще два дня.
– Лишь бы снарядов да горючки хватило! – запальчиво крикнул совсем еще молодой танкист.
– Приводите технику в порядок, – построжал комбриг, – а я распоряжусь насчет обеда.
Похоже, немцы тоже устроились обедать, потому что с их стороны не раздавалось ни одного выстрела. Они же педанты.
Прибыла кухня. Все потянулись поглубже в лесок, где метрах в двухстах стояла полевая кухня на колесах, прикрепленная к трактору «Сталинец». Мы поели горохового супа, перловой каши, попили жиденького чая. Не сказать, что сытно, но голод утолили. И хлеб был неважный – черный, с сырым, непропеченным мякишем.
Поесть успели не все – видимо, немцы покончили с обедом раньше, потому что на наши позиции снова обрушился град снарядов. Били издалека, из гаубиц, потому что выстрелы были почти не слышны, а разрывы мощные – не такие, как у полевых пушек.
Шквал огня продолжался минут пятнадцать. От леса остались одни стволы – без веток и листьев. Позиции наши были буквально перепаханы.
Крепко нам досталось, но хуже всего пришлось пехоте – она стояла перед нами, и на пехотных позициях буквально бушевал огненный шквал.
Один из наших танков прямым попаданием был выведен из строя.
Наш экипаж пережидал артиллерийский налет в воронке, оставшейся от утренней бомбежки.
В лесу стоял густой запах тротила, в воздухе висела пыль. Грохот был такой, что заложило уши. Может, потому я и прослушал сигнал к отражению атаки.
Петр толкнул меня в бок и показал на флажки комбрига.
– К машине! – хрипло скомандовал я.
Бегом мы добрались до своего танка, забрались и закрыли люки. От попадания гаубицы танк не убережет – ее снаряды летят по навесной траектории. Но от осколков броня защищает.
Выдвинувшись на опушку леса, мы остановились. Комбриг больше не хотел рисковать танками.
Немцы снова пошли в атаку. Впереди шли три танка, за ними – три густые цепи пехоты. За пехотинцами артиллеристы вручную перекатывали по полю несколько пушек. Вот с них я и начну, пока они не успели развернуться и занять боевые позиции. Для наших танков они сейчас наиболее опасны.
Мы зарядили фугасный снаряд, я навел прицел на пушку и выстрелил. В прицел заметил, как ее перевернуло взрывом.
– Бронебойный!
Алексей загнал снаряд в ствол орудия, закрыл замок. Теперь надо попытаться уничтожить ближайший ко мне танк.
Я поймал его в сетку прицела и выстрелил. Танк встал, но дыма и огня я не увидел.
– Еще бронебойный!
Я выстрелил по Т-III еще раз, и только тогда он вспыхнул.
Я приник к перископу. Плохи наши дела. Два немецких танка горят, но и наших осталось только два – мой и комбрига. На позициях пехотинцев немногие оставшиеся в живых постреливают из винтовок. Лишь с небольшого холмика, из-за бруствера, пулемет «максим» ведет ожесточенный огонь. Очереди его почти не умолкают, и гитлеровские цепи не выдержали его огня – залегли.
– Алексей, к пулемету!
Леша протиснулся вниз, к лобовому пулемету в шаровой установке, и открыл огонь. Я поддержал его из башенного пулемета, спаренного с пушкой. Не умолкал пулемет и в танке комбрига.
Дрогнули немцы – вначале залегли, а потом стали отползать назад.
Вдруг по танку сильно ударило – аж корпус загудел. Черт, где-то пушка немецкая!
