Оставшиеся в живых члены экипажа – механик-водитель и стрелок – приняли меня сразу, испытав в бою. На войне, да и в мирной жизни, так случалось не всегда. Они еще в том бою молчаливо признали меня своим командиром, хотя видели в первый раз.
Когда танкисты принесли тела погибших товарищей, мы вместе выкопали могилу, завернули тела в куски танкового брезента и похоронили.
– Ну что, командир, помянем наших боевых товарищей?
Механик забрался в танк и вернулся с фляжкой водки.
Мы выпили, пустив фляжку по кругу. Потом механик повернулся ко мне и протянул руку:
– Давай знакомиться. Я – механик-водитель, Колесников моя фамилия. Звать Петром.
– Надо же, какое совпадение! Меня Сергеем звать, а фамилия – тоже Колесников.
– Однофамильцы, значит. А это, – механик указал рукой на невысокого черноволосого парня, – стрелок-радист, Зырянов Алексей.
– Ты откуда, друг?
– Из Ярославля.
– Надо же, и я из Ярославля. Значит, мы не только однофамильцы, но и земляки еще!
– Ты на какой улице жил?
– На Речной.
– А я – на Революционной.
– Так это же недалеко. Могли даже и встретиться.
– Могли, да здесь встретились.
– Ты вот что, командир, пройди к компохозу, получи комбинезон и шлемофон, в танке без этого – никак.
– Да и так уже шишек столько на голове набил!
– Зырянов, проводи командира, я машину проверю.
Алексей проводил меня к компохозу, где я получил темно-синий комбинезон и шлемофон. А на обратном пути меня увидел усатый сержант Кривохатько.
– Боец, ко мне! Ты почему из отделения сбежал? Говорят, в атаке ты на танке, в десанте был – видели тебя, а потом пропал. Я уж было думал – убили. А ты живой.
– Меня комбриг в танкисты перевел.
Сержант сокрушенно покачал головой:
– Жаль, и так в отделении только трое бойцов осталось. И пошел дальше.
Я переоделся у танка в комбинезон, натянул шлем и почувствовал себя в своей тарелке. Ребристый шлем на голове, танк рядом, соляркой пахнет – что еще танкисту надо? Неожиданно в голове всплыл мотивчик:
%%%Да у тебя же мама – педагог,
Да у тебя же папа – пианист,
Да у тебя же все наоборот,
Какой ты на фиг танкист?
Подбежал маленького ростика танкист в таком же, как на мне, комбинезоне:
– Снаряды брать будешь?
– Конечно.
– Сейчас телегу подгоню.
Я залез в башню, пересчитал оставшиеся снаряды.
Подъехала самая настоящая крестьянская телега со снарядным ящиком. Мы втроем погрузили три десятка снарядов в башню, разместили их в боеукладке.
– Алексей, пулеметные патроны возьми.
Алексей принес цинк с патронами.
Телега уехала.
– Это замкомбрига по вооружению был, – запоздало сказал Алексей. – Так бы шустро еще начпрод наш шевелился. Жрать пора, а кухней и не пахнет.
Кухня подъехала почти к вечеру. Нам привезли сильно запоздавший обед и вместо ужина – сухпаек. Налили по сто грамм фронтовых. И спал я почему-то в эту ночь спокойно, как у себя дома, когда не было войны.
А утром, когда умывался у ручья, возникла неожиданная и потому немного бредовая мысль: а может, однофамилец – мой родственник? Фамилия та же, сам из Ярославля, и самое главное – он Петр. А деда, могилу которого я искал, тоже звали Петром. И у моего отца отчество, естественно, Петрович. Не слишком ли много совпадений? Ладно, поговорить поподробнее с ним надо, скажем, после завтрака.
А после завтрака все втроем чистили банником пушку, изрядно при том попотев. Потом пришел замполит – моложавый капитан со шпалами в петлицах и красной звездой на левом рукаве. Собрав всех танкистов, он стал проводить политзанятия, зачитав перед тем сводку Совинформбюро.
Все сидели, переваривая услышанное. По названиям сданных немцу городов картина складывалась неутешительная.
После занятий политрук отпустил всех, кроме меня.
– Садитесь, товарищ Колесников.
Я уселся на траву, капитан – напротив.
– Как мне сказал комбриг, вы у нас в бригаде человек новый.
– Так и есть.
– Коммунист?
– Нет.
– Жаль. Вы теперь командир танка, а линию партии не поддерживаете.
– Почему не поддерживаю? Главная задача партии – организовать народ на борьбу с гитлеровским захватчиками. Я правильно понимаю?
– Правильно.
– Ну, так я же не в тылу на продовольственной базе отъедаюсь.
– Вот, проявили себя в боях – надо подумать и о вступлении в ряды большевиков. Комбриг сказал – на вашем счету три уничтоженных фашистских танка.
– Так и есть.
– Вот! – Замполит поднял палец. – Стало быть, о смелых и решительных действиях вашего экипажа надо написать в бригадной многотиражке.
– Мне кажется – рано еще, недостоин я пока.
– Ну, мне, как представителю партии, лучше знать, кто достоин, а кто – нет.
Замполит поднялся и ушел.
Я направился к танку.
– Чего он от тебя хотел? – вытирая испачканные руки ветошью, поинтересовался Петр.
– В многотиражку статью предлагал написать – о нашем экипаже, а еще о вступлении в ряды ВКП (б) со мной говорил.
Алексей и Петр переглянулись.
Внезапно раздался крик:
– Воздух!
Вдалеке, довольно высоко, появились темные точки. Не преодолев нашу, прямо скажем – жиденькую оборону – с ходу, немцы решили бросить на нас авиацию.
– В окоп!
Недалеко от танка я видел окопчик. Маловат он был на троих, но уместились.
Точки приближались, превратившись в немецкие самолеты.
Издалека я уже видел, как бомбили немецкие пикировщики, но сам под бомбежку попал впервые.
Ведущий пикировщик Ю-87, позже прозванный на фронте «лаптежником» за неубирающиеся шасси, свалился в пике. Ревел мотор, для психологического давления летчик включил сирену, затем к этой какофонии присоединился нарастающий свист падающих бомб.
Два взрыва грохнули недалеко, похоже – на позициях артиллеристов.
И началось: один пикировщик заходил на цель, сбрасывал бомбы, его место занимал другой. И снова – рев моторов, звуки сирены, вой бомб, взрывы…
Пыль и черный дым затянули наши позиции. Жутковато!
Окопчик во время взрывов трясся, как при землетрясении, на нас сыпались комья земли, остро пахло едкой немецкой взрывчаткой. И хоть бы одна зенитная пушечка, пулемет зенитный! Наши позиции были беззащитны, немцы вытворяли все, что хотели.
