Книга "Качай маятник"! Особист из будущего, страница 169. Автор книги Юрий Корчевский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «"Качай маятник"! Особист из будущего»

Cтраница 169

– Не обижают?

– Пока обходилось.

Сонливость опять овладела Сергеем, и он уснул. Спал долго, а проснулся – опять за окном светло. Василина хлопотала у печи, в избе вкусно пахло хлебом.

– Есть хочу, – вдруг ощутил острый голод Сергей.

– Здоров ты спать – сутками напролет. Видно, из-за потери крови. Курточка и рубаха все в крови были. Отстирать не смогла, выкинула. Только штаны да исподнее и остались.

– И на том спасибо. Василина, а что еще ты видела? Ну, там, где меня нашла?

– Мертвяки одни. Все воюют, друг дружку убивают – зачем? Рано или поздно война все равно закончится. Вон мы в школе учили – сто лет война Франции и Англии продолжалась, но и та закончилась. Наверное, воевать устали. Охота подраться – подеритесь кулаками. И все! Кто в деревнях да в местечках остался? Бабы, дети малые да старики. Кто хозяйство поднимать будет?

– Правильно говоришь. Только не мы войну эту начали. Ты за кого?

– Ни за кого, я – сама по себе. С мужем до войны на хуторе поселились. Хорошо жить начали: корова, птица во дворе – только работай, не ленись. А тут война проклятая грянула. Советы отступили, немцы пришли. До хутора они не добрались. Как-то муж в город пошел, хотел полмешка пшеницы на керосин для лампы поменять, а его полицаи сцапали.

С тех пор – ни слуху ни духу. Жив ли, нет – не ведаю. И кто я теперь – вдова или мужняя жена – непонятно.

– А Советы придут?

– Что мне коммунисты? С немцами я не якшалась, работать буду, свое хозяйство снова заведу. У меня, кроме коровы, ничего не осталось. Поляки приходили – всех кур постреляли, с собой унесли; украинские самостийники – кабанчика прирезали на пропитание. Даже советские партизаны были – и то всю муку унесли.

– Тяжело одной.

– А то! Каждый женщину норовит обидеть.

– Сколько тебе лет?

– Тридцать два.

Сергей мысленно охнул. Почти сверстница его, а выглядит старше. Жизнь ли ее так состарила или пережитое? Впрочем, в его прошлом – или будущем – мире, если женщину от косметики отмыть, еще неизвестно, как она выглядеть будет. А на Василине ни туши, ни румян, ни губной помады – ничего. Может, и хотела бы выглядеть получше, попривлекательней, да где во время войны взять ту же губную помаду? Несбыточная мечта!

– Ты чего замолк?

– Устал, отдыхаю.

– Для хворого или раненого – вот как ты, сон – первое дело.

– Куда меня?

– В грудь, дырка спереди и сзади.

– Навылет, значит.

– Затягиваться раны стали, еще недельку – может, и вставать начнешь.

– Долго.

– Вот чудак-человек. Скажи спасибо, что жив остался.

– Кому спасибо?

– Да хоть Богу, хоть Святой Марии.

– Неверующий я.

Василина вышла во двор, а Сергей снова уснул. Проснулся он уже вечером, поел свежеиспеченного хлеба с молоком. Вкуснотища! В армии хлеб черный и зачастую черствый давали, а молока он не видел уже давно.

Вспомнилось детство. Мама утром наливала кружку молока, отрезала ломоть хлеба, а он, Сергей, капризничал, есть не хотел. Молод был, неразумен. Сейчас бы весь каравай съел.

Сергей дожевал хлеб – особенно понравилась румяная

корочка, подобрал крошки и кинул их в рот. В желудке разлилось приятное тепло.

Он откинулся на подушку. Вроде простое, обыденное действие, а как устал! Выкарабкался из лап смерти, жив остался, а сил нет.

Сергей провел рукой по щеке. Щетина изрядная, руку колет. Побриться бы, а станка нет, в «сидоре» остался – там, на месте ранения.

Что с группой? Погибла или удалось вырваться? Если живые остались, наверняка в отдел контрразведки вернулись. Тогда почему его никто не ищет? Сочли убитым, или вся группа бесславно полегла?

Бессилие, а пуще всего обида на себя за допущенную ошибку угнетали. О себе бы как-то в отдел сообщить – что ранен и жив. Только вот как? Телефона нет, а рисковать Василиной, посылая ее в ближайший отдел контрразведки, он не хотел. Она и так ради него жизнью рисковала. Теперь ухаживает за ним, как за малым дитем, кормит-поит, горшки выносит. По большому счету – оно ей надо? Он ей не родня, да отплатить за заботу ничем не может, денег нет. На оккупированных и освобожденных территориях был в основном натуральный обмен. Меняли продукты на вещи, ценности. При немцах в ходу были оккупационные марки, не ценившиеся ни самими немцами, ни жителями. Боольшую цену имели рейхсмарки, но после прихода советских войск и они потеряли свою значимость. А поскольку зарплату платили только госслужащим, то остальное население советские рубли в руках не держало.

Через несколько дней Сергей смог сам переворачиваться в постели и даже пробовал присаживаться, но голова кружилась, накатывалась слабость, и он падал без сил, обливаясь липким холодным потом.

Однако время и молодой организм брали свое, и через неделю он уже сидел в постели, спуская с кровати ноги. Потом стал доходить до стола, уставал, садился на стул и после небольшого отдыха возвращался к кровати.

Когда он осилил путь до двери, Василина сказала:

– Провонялся ты уже, меняться пора. Завтра у нас будет банный день, а то скоро вши заведутся.

Сергей и сам хотел помыться, а то кожа уже начала чесаться, да и волосы отросли.

– Василина, бритвы или станка не найдется? Побриться бы мне.

– Это можно, от мужа станок с помазком остались. И постричься не помешает, уж больно ты страшен. Да и худ – кожа и кости.

– Были бы кости, а мясо нарастет, – отшутился Сергей. Он сидел у окна, смотрел на мелкий моросящий дождь и

думал об отделе. Как там восприняли его исчезновение? Убитым сочли или вообще в дезертиры записали? Как он объяснится, явившись в ОКР? Что в контрразведке СМЕРШ, что в НКВД, что в разведке – политической и военной – сотрудникам полностью не доверяли. Время было такое, подозревали всех и во всем. Чего стоили репрессии 1937–1938 годов, когда расстреливали честных, знающих свое дело и преданных партии и стране людей?

И, зная об этом, Сергей не без оснований беспокоился за свою судьбу. Да еще угнетала неизвестность о судьбе группы, которой он командовал. Спрос за группу с него будет. Попробуй оправдаться за то, что купился на чучела! Обманул его все-таки польский поручик. Молодой, улыбчивый, а коварства и подлости на клубок змей хватит. Подманил ловко дымком от костра, чтобы по лесу за группой не бегать, заманушку из чучел соорудил. Дешево и сердито! А он, тупица, на наживку клюнул. Вот и расхлебывай теперь кашу! И обидно-то как! Сопливый поручик развел его, «чистильщика» с опытом! И стыдно!

Правда, после некоторых раздумий Сергей стал сомневаться – а те ли поляки во главе с поручиком Збигневом его подловили? Что с его группой сражались поляки, он не сомневался – кричали с той стороны по-польски, этот язык не спутаешь ни с каким другим. Но ведь самого поручика он не видел. Может, другая группа была? Как-то не хотелось верить в такое вероломство.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация