– Звони.
– Товарищ майор, мне наедине поговорить надо. Служба!
Майор понимающе кивнул и вышел из комнаты.
Чтобы дозвониться, ушла уйма времени. По известному
мне номеру никто не отвечал. Пришлось связаться через телефонистку. Наконец я услышал в трубке голос Сучкова:
– СМЕРШ, полковник Сучков.
– Товарищ полковник, это капитан Колесников говорит.
– Ну, наконец-то! Я уж тебя потерял. Тебя разве не учили начальству регулярно докладывать? Мне Москва уже всю плешь проела!
– Так чего без толку было докладывать? А теперь подвижки появились, бумаги нашел – много, да вот прочесть не могу – переводчик нужен.
– Понял, майор!
– Я не майор. Товарищ полковник, это капитан Колесников говорит!
Я подумал было, что из-за помех на линии Сучков не расслышал, с кем разговаривает.
– Начальство не ошибается. Тебе присвоено очередное воинское звание – майор. Поздравляю!
– Спасибо, товарищ полковник! Так что мне с бумагами этими делать? Здесь их много – несколько ящиков.
– Грузи в полуторку и – в отдел. Кстати, мы перебазировались в Лукув, поближе к Варшаве.
Ага, понятно, почему я долго не мог дозвониться до отдела. Теперь и добираться будет ближе.
– Товарищ полковник, все в полуторке не поместится.
– Тогда жди на месте. Завтра с утра высылаю «ЗИС-5» и пару мотоциклов с охраной. Встречай! Офицеров посылаю, тебе лично знакомых. И больше о вашей находке никто не должен знать. Ты понял меня, майор?
– Так точно, понял. Жду. Конец связи.
Назавтра к обеду в имение прибыл крытый «ЗИС-5» в сопровождении двух мотоциклистов с колясками, на которых стояли пулеметы. «Неплохая охрана, – отметил я про себя, – только уж больно приметная».
Из кабины «ЗИСа» вылез знакомый мне «чистильщик» – старлей Удалов.
– Здравия желаю, товарищ капитан!
– Со вчерашнего дня – майор, – вежливо уточнил я.
– Поздравляю, – протянул он мне руку. – А что же погоны капитанские?
– Не успел поменять. Сучков вчера по телефону сообщил, что мне очередное звание присвоили.
– Не забудь пригласить звездочки обмыть. Ну, чего тут грузить?
– Прежде чем грузить, еще попотеть надо. Ящики-то в подземелье лежат, их еще наверх вытаскивать придется.
– Эх, ёк-макарёк! – сдвинул он фуражку на затылок. – Вот вечно так. Один отличился, нашел чего-то, а другому – потеть.
– «Что позволено Юпитеру – не позволено быку», – ответил я ему известным древним латинским изречением.
– Ну ты, брат, зазнался. Едва майора получил, а уже меня быком обзываешь.
– Не сердись, старлей. Так древние говорили.
«ЗИС» подогнали к лазу. Все, за исключением раненого поляка, стали выносить из подвала ящики. Были они тяжелыми – один ящик двое несли с натугой. Бумага весит, что твой кирпич. Да еще и тащить через узкий лаз было очень неудобно.
Все вымазались в пыли, паутине, руки были красными от кирпичной крошки, но к вечеру кузов «ЗИСа» забили почти доверху.
Я с удовлетворением осмотрел опустевший схрон.
На ночь у грузовика я выставил двоих часовых и провел инструктаж дежурной смене караула. Сам спал беспокойно – все мерещилось нападение немцев с целью отбить документы. Только под утро забылся тяжелым сном.
После скудного завтрака скромными остатками сухпайка мы выехали из имения маленькой колонной. Впереди следовал мотоцикл с охраной, за ним пыхтела наша полуторка, за ней – тяжело груженный «ЗИС», и замыкающим шел второй мотоцикл.
Ехать до Лукува было все-таки ближе, чем до Константинува, и к полудню мы были уже на месте.
Едва я успел доложить Сучкову о прибытии, как он, забыв прихватить шинель, выбежал из кабинета и – к выходу. На ходу успел лишь крикнуть офицеру-порученцу: «Переводчика во двор, к машине!»
Полковник взобрался в кузов, открыл ящик, достал первую попавшуюся бумагу, за ней – вторую… Проверил второй
ящик, третий… С горящими от возбуждения глазами Сучков сел на скамью рядом с ящиками, вытирая бисеринки пота.
В кузов залез и переводчик – очкарик Моисей, чернявый еврей из Астрахани.
Евреи на фронте были, но служили в основном в тыловых частях, потому как при попадании в плен немцы их расстреливали сразу – наряду с политруками.
Вытерев платком слезящиеся глаза и поправив очки, Моисей с ходу начал переводить одну бумагу, за ней – вторую.
– Стоп, стоп! Хватит! Ящики эти цены не имеют! Начальника караула ко мне!
Прибежал командир взвода охраны, козырнул полковнику. Сучков распорядился:
– Здесь груз особой важности. Приказываю выставить у грузовика усиленную охрану и никого к нему не подпускать. Колесников – за мной!
В кабинете Сучков первым делом стал звонить в Москву – начальнику 5-го отдела Управления. Доложив о завершении операции и положив трубку, он радостно потер руки:
– Нет, ты все-таки везунчик, Колесников! За один месяц – две удачи! Да какие! Другим за всю войну так не везет. – И вдруг, выдвинув ящик стола, полковник неожиданно скомандовал:
– Майор Колесников! Смирно!
Я вытянулся и застыл по стойке «смирно». Сучков достал из стола майорские погоны и торжественно зачитал приказ о присвоении мне воинского звания «майор».
– Служу Советскому Союзу! – рявкнул я.
Сучков вышел из-за стола и передал мне погоны, пожав руку.
На новеньких погонах с полем из золоченой нити, окантованных красным суконным кантом, на красном продольном просвете поблескивали серебристый танк – эмблема наших танковых войск, и звездочка.
– Носи, заслужил! Потом зайдешь в канцелярию, пусть в удостоверении отметят.
– Слушаюсь!
– Это еще не все!
Сучков достал из сейфа коробочку и зачитал выдержку из орденской книжки:
– «За боевые заслуги Указом Президиума… орденом Боевого Красного Знамени. Подпись – Михаил Калинин». Дырку-то в гимнастерке провертел?
– Нет пока.
Полковник взял перочинный нож, откинул шило, проколол в моей гимнастерке крохотное отверстие и сам привинтил мне орден.
– Достоин, носи!
– Служу Советскому Союзу! Спасибо, товарищ полковник!
– Заслужил – не в штабе штаны протирал. Если привезенные тобой документы ценными окажутся, не исключено, что… – полковник замолчал. Довольно улыбаясь, он мягко тронул меня за плечо:
– Сегодня день начался со сплошных радостных событий. Ты документы важные добыл, я орден и новые погоны тебе вручил. Не каждый день такое случается.
