– Не представляю, как мы заберёмся в этот самолёт.
Стюардесса торопливо ходила вдоль нашей колонны, пересчитывая головы, словно мы были стадом овец. Но Сьюзи наконец удалось сформировать из нас какое-то подобие очереди: мы разбились по парам, как твари, водружаемые на Ноев ковчег. И нас начали регистрировать на полёт.
– Они будут в своих креслах, пока не доберутся до посадочного рукава, – говорила Сьюзи, пока женщина в сине-красной униформе спешно печатала что-то на компьютере. – Нет, никто из них не может ходить, – раздражённо ответила она на очередной вопрос стюардессы.
Эндрю засмеялся.
– Они никак не могут поверить, что мы не можем даже пару шагов сделать. Честно слово, Кас, нам здесь не рады.
– Мы ночной кошмар на колёсах, – согласилась я, пока мы двигались вперёд вместе с очередью.
– Ночной кошмар на колёсах, – задумался Эндрю. – Мне нравится.
– Чарли Белл, – представился парень, сидящий рядом со мной в самолёте. – Я один из волонтеров.
Я испытывала такое неимоверное облегчение, заняв своё место, что даже не обратила внимания на его лицо. Я только отметила, что у него был приятный низкий голос, очки и крепкое рукопожатие.
– Кас Брукс. Очень приятно.
Стюардесса быстренько рассказала о правилах соблюдения безопасности на борту самолёта, после чего капитан извинился за задержку отправления. Не надо было долго гадать, из-за кого задержали рейс.
– Ты когда-нибудь была в Колорадо? – спросил Чарли через двадцать минут после взлёта.
На этот раз я повернулась к нему и хорошо его разглядела: доброе открытое лицо, густые каштановые волосы, зелёные глаза, голубая рубашка.
– Нет, ни разу, – ответила я.
– А на лыжах катаешься?
– Нет. А ты?
– С шести лет. Я лыжный инструктор.
– Извини. Конечно. Иначе бы ты нам не помогал. – Я начала пролистывать журнал, купленный в дьюти-фри, с ужасом осознавая, что разучилась разговаривать с парнями. Дом и Гай не в счёт, они были мне как братья. – А почему ты просто не катаешься на лыжах? С друзьями или семьёй, например?
Чарли мой вопрос почему-то показался смешным.
– На прошлый новый год я пообещал себе заняться волонтёрской работой, – признался он. – Так что прошлой зимой я ездил с «Опорой» в Швецию.
Его признание определённо произвело на меня положительное впечатление.
– Только ты не подумай, – предупредил он, – я бы не занялся чем-нибудь неимоверно альтруистическим, вроде уборки улиц. Об «Опоре» мне рассказал друг Рич. Кто-то из его знакомых ездил в поход в составе волонтеров и остался в восторге. А раз я отлично катаюсь на лыжах, то подумал: а почему бы мне не попробовать?
– А я летом работала в ослином заповеднике, – сказала я ему.
– Где, прости?
– В ослином заповеднике в Испании. – И я рассказала ему о своей волонтёрской деятельности. Моя работа заключалась в том, чтобы вылезти из кровати в восемь утра, покормить ослов и вычистить их стойла. Потом заповедник открывался для посетителей и работал до двух часов. – Я часто помогала с медицинским осмотром животных: проверяла их копыта, лечила кожные болезни. А в два часа дня, когда начиналась сиеста, я уходила на пляж.
Я закрыла глаза и представила, как лежу на золотом песке в бикини и солнцезащитных очках. Я прекрасно помню, как лёгкий бриз ласкал мою кожу и трепал волосы, а рядом шуршали волны и смеялись дети…
– Моими любимчиками были Брэнсон и Фелиз, – вздохнула я. – Они были самыми крутыми парнями среди ослов.
– Понятно. В общем, не знаю, как тебе, но мне срочно требуется отдых, – сказал он, снимая очки и протирая их платком.
– Я бы не сказала, что с нами можно отдохнуть.
И снова Чарли засмеялся. У него был очень приятный заразительный смех.
– После последних двух месяцев что угодно покажется отдыхом.
– В смысле?
– Долгая история.
– У нас много времени до посадки. – Понемногу я начала расслабляться.
– На работе сейчас аврал. В этом году мы потеряли несколько важных клиентов, поэтому начались сокращения зарплат и рабочих мест.
Чарли рассказал мне, что работает в агентстве по созданию веб-дизайна. В идеале он хотел бы работать фотографом, но не решался бросать работу в период экономического кризиса.
– А ещё я расстался с девушкой.
Я открывала упаковку с солёным арахисом и почувствовала, как моё сердце ёкнуло. Но, конечно, он не в моём вкусе.
– Мне жаль, – сказала я. – Ты долго с ней встречался?
– Давай не будем об этом, – попросил он. – Кстати, ты знала, что для того, чтобы сжечь калории, содержащиеся в одном пакетике арахиса, нужно пробежать целый марафон?
– Неужели? – сказала я, скептически приподняв одну бровь.
– Ой, извини, ляпнул глупость.
– Не переживай. Зато мы теперь в расчёте. Раз ты можешь пробежать марафон, тогда вот… доешь мой арахис.
По рядам начала ходить стюардесса с напитками. Чарли попросил меня взять бутылочку красного вина, даже если я не буду его пить.
– Извини, Чарли, но я никогда не отказываюсь от халявной выпивки.
– А чем ты занимаешься в жизни? – спросил он, когда мы вскрыли свои бутылочки и налили вино в стаканы.
В этот момент мы вошли в зону турбулентности. Самолёт хорошенько тряхнуло, и Чарли пролил вино на рубашку.
– О, нет! – ахнула я. – Дорогая была рубашка, да?
Он усмехнулся.
– Нет. Вино жалко!
Прошло четыре часа с начала полёта, и после турбулентности мы с Чарли почти не разговаривали. Я нажала кнопку на подлокотнике и откинула спинку сидения. Как только я это сделала, сидящий сзади пассажир пнул моё кресло. Я поёжилась, и снова почувствовала сильный толчок сзади.
– Всё в порядке? – спросил Чарли.
– Да, спасибо.
Я глубоко вздохнула, зная, что он продолжал смотреть на меня.
– Ай! Женщина сзади… она меня пинает, – прошептала я.
Чарли немедленно обернулся назад.
– Извините, но вы только что толкнули сидение моей подруги.
– А она спросила у меня, может ли она откинуть спинку своего сидения? – последовал резкий ответ.
– Любопытно, – нахмурился Чарли. – Возможно, я не прав, но не кажется ли вам, что воспитанный человек не будет толкать кресло, а вежливо попросит сидящего впереди поднять спинку?
– Не надо, – сказала я, потянув Чарли на рукав. – Я подниму спинку.
– У моей подруги сломан позвоночник. Ей больно, когда вы её пинаете.
