– Спасибо, у меня строгая рецептура. А вам бы хорошо пельмени посыпать какой-нибудь оплёткой от проводов. Там бывают прикольные расцветки. Потому что теперешний их цвет может перейти на лицо. И все подумают, будто вы питаетесь жёваной газетой.
– Ну что вы, Катя, провода в пельмени…. Я их жру целиком. А вам, хотите, принесу берёзовой коры? Местные зайцы утверждают, это объедение.
– Премного благодарна.
– И вам спасибо.
– На здоровье.
– Приходите ещё.
Она мыла посуду в машине. Я – руками. Идиллия, в общем.
После завтрака она ходит по полям, лесам и пляжам. Она сама отчасти растение, ей для цветения нужны воздух и солнце. Возвращается, расстилает коврик и ну вязать из ручек-ножек нелепые узлы. Я в детстве читал «Камасутру», в ней и половины нет такой красоты, как у Кати в дни йоги. Разве что советская художественная гимнастика могла бы с ней конкурировать. В общем, иногда я спускался очень тихо и наблюдал. Она говорила:
– Подглядывать нехорошо! Садитесь и смотрите.
Я садился и смотрел. Мы оба знали, что она прекрасна.
Месть
* * *
Позвонила Люся:
– Можно поздравить с покупкой?
– Конечно. Если скажешь с какой, порадуемся вместе.
– Не прикидывайся. Дети рассказали.
– А, ну хорошо. Спасибо. И, главное, всего десять латов. А морозит как сумасшедший.
– Как же бесит твоя манера придуриваться! Свиридов, ты купил дом. Чтобы разрешить детям в нём жить, я должна его осмотреть! Надеюсь, это не сарай какой-нибудь. Как бы то ни было, я должна знать, где будут ночевать мои цыплятки.
– Цыплятки ночуют на жёрдочке. У каждой отдельная спальня. И ничего я не купил. Арендовал…
– Не важно. Пожалуйста, найди для меня время.
Жизнь хорошеет с каждым днём. Дети трезвонят, что я разбогател и скупаю дома с башнями. Лет десять после общения с Люсей не бывало у меня такого прекрасного настроения.
Я предупредил Катю, что она нагрянет. Катя обещала спрятаться.
– Конечно-конечно, вы меня даже не заметите. Воркуйте сколько влезет. Я знаю, как это у бывших. На люстре, на рояле, под роялем…
– Тут нет рояля!
– Вам купить рояль?
– Спасибо. Она только посмотрит. И всё.
– Понимаю-понимаю. Считайте, я уже растворилась вдали. В Дали. Художник такой. Шучу. Клянусь, я вам не помешаю.
Люся вышла из машины, посмотрела строго.
– Что ж. Вижу, ты взялся за ум. Даже странно. При мне почему-то тебе нравилось сидеть в «…»
Тут Люся употребила выражение, которое я не могу привести. Первую мою книгу Маша носила учительнице по литературе. А там на 273-й странице такое, что до сих пор неудобно перед русской филологией. Тогда же я дал обещание никогда больше не выражаться в печатном виде. Поэтому:
– «…», – сказала Люся и твёрдой походкой прошла внутрь.
Мы вошли в гостиную и несколько оторопели, оба. В кресле, забросив прекрасные ноги на белый подлокотник, полулежала Катя. Улыбалась наивно, хлопала ресницами. Её трусы и майка смотрелись очень по-домашнему. Для меня она никогда так красиво не наряжалась. А для Люси – пожалуйста.
Не было надежды, что Катя чего-то напутала. Чтобы поддразнить Люсю, хватило бы пробежки по кухне в чём-нибудь незастёгнутом. Но у Кати свои представления о перфомансах. Она всё-таки художник.
– Севочка, что ж ты не предупредил! Какие гости! – сказала она. Театральный институт не прошёл даром. Восторг совсем как настоящий. Она поднялась, движением опытной кухарки вытерла руку о трусы, пошла здороваться.
– Вот, Люда, это Катя, бывшая хозяйка дома.
Я особо подчеркнул слово «бывшая».
– Да-да-да! Бывшая одинокая, теперь счастливая. Потому что у дома появился хозяин. Теперь мы с Севой вместе. Он такой ответственный. Всё тут делает. Удивительный просто. Повелитель молотка и газонокосилки…
– А это Людмила, моя тоже бывшая… В другом смысле… – сказал я.
– Очень, очень рада! – подхватила игру Люся. – Мне Сева столько о вас рассказывал… У нас, знаете ли, никаких секретов…
Катя покачала головой:
– Мне ли не знать! Мне ли не знать! Проходите, Людмила, присаживайтесь. Я так рада нашему знакомству. Не чужие люди всё-таки. Ты купил торт, любимый? Вот растяпа… Вы с ним намучились, наверное!
– И не передать! Врагу не пожелаешь всего, что он мне подарил за пятнадцать лет… И давно он тут… повелевает газонокосилкой?
Вряд ли Катя понимала, куда скачет. Просто веселилась. Несыгранные Дездемоны рвались на простор. В её голосе вдруг скрипнули слёзы.
– Так вы ничего не знаете? Севастьян, как ты мог! Мы же договорились! Скрывая наши отношения, ты меня обижаешь!
– Катя, какие отношения!
– Вот! Опять за своё! Почему он меня стесняется, Людмила?
Катя вышла в центр комнаты и выполнила некое па. Я бы отрезал себе ногу, только бы сделать спектакль правдой. Именно такие трусы делают любой женский характер прекрасным. Катя прервала этюд, всхлипнула и пошла наверх, в спальню. Удивительно. Хотя бы раз в сутки она делает меня виноватым. Хотя бы понарошку. Наверху хлопнула дверь. Люся отхлебнула из чашки.
– Отличный чай, – сказала она. – И девушка хорошая. Только нервная. Ну да разберётесь. Не провожай.
Люся тоже хлопнула дверью. Не сказала ни слова, не взмахнула на прощанье. Не то чтобы я хотел мириться, но и ссориться вот так не планировал. Сейчас мы все обижены, но потом мало ли как обернётся. Я поднялся к Кате. Она каталась по кровати, едва дыша от смеха.
– Ох, Сева, какая же у вас глупая рожа! Вы бы видели!
– Что это за спектакль? – спросил я самым страшным своим голосом. Она пуще залилась. – И чего вы ржёте? Я мог помириться! Гипотетически. А теперь что?
– Где ваше огромное спасибо? Благодаря мне Людмила узнала, что вы не пропащий. Вами интересуются женщины. Даже такая, как я, может вами увлечься. Гипотетически.
– Это правда? Насколько гипотетически?
– Нет, конечно. Вы чурбан и увалень. А признайте, я красивей вашей Люси?
Она встала и сделала «ласточку», как в третьем классе, только намного изящней. Что мог я ответить? Похлопал ушами и вышел. На всякий случай хлопнул дверью. Сегодня у нас правило: кто последний хлопнул, тот и прав.
Июнь. Почти Эдем
* * *
