Это было чудное субботнее утро. Если вы обратили внимание, то все субботние утра обычно чудные. Даже если идет дождь, снег, град и т. п. Впереди два дня ничегонеделания и тотального счастья! Итак, в это утро я намеревалась хорошенько отоспаться, часиков эдак до двух, но мой кошмарнейший братец спихнул меня на пол и, немилосердно полив водой из чайника (зря я так – «немилосердно», не кипятком же ошпарил), проинформировал:
– Звонит Андрей. Слышь? Вставай! Я так понял, что он отходит к праотцам, играет в ящик, отбрасывает копыта, и поэтому ему нужна твоя помощь.
– Пусть отходит куда хочет, я сплю, – отмахнулась я, но братец пригрозил запустить мне в постель таракана, и я встала.
Когда братцу было лет пять, он каждое утро приходил поднимать меня в институт. Он с размаху опускал мне на голову железный грузовик и кричал: «Вставай! Денек пришел!» С возрастом методы изменились, но характер братца – ничуть.
– Ты что, Хлорка, намерена остаться старой девой? Я твой любящий единокровный родственник и не позволю этому свершиться. Я тебя всю жизнь кормить не намерен. Давай к телефону и вперед на спасение умирающих.
Я, причитая, взяла трубку:
– Если вам нужен морг, крематорий, ритуальные службы, то вы ошиблись.
– Лариса, вы здесь просто необходимы, – захрипел телефон с сеттеровскими интонациями, – могли бы и сами позвонить, узнать, как мое бесценное здоровье, все ж таки я вам не чужой.
– Правда, что ли? Ну и как оно?
Андрей еще в пятницу ходил жалобно подкашливая, и все наши дамы растрясли свои сумочки в поисках необходимых лекарственных средств. По-видимому, зря. Похоже, сегодня он окончательно сломался.
– Плохо. Температура сорок. Но это еще не самое страшное, – он лихорадочно зашептал: – Пришли трое сотрудников с фруктами и таблетками, все женского полу и все плотоядно на меня взирают. Боюсь, они меня сейчас опоят снотворным – и прощай девичья честь.
– Бредите, что ли! Мне-то какое дело до вашей чести? – Но, если откровенно, я заволновалась. От наших Ленок и Наташ всего можно было ожидать. Ишь ты! Приперлись.
– А как же наша предстоящая свадьба? Что подумают коллеги? Это вам следует быть рядом со мной в опасные для жизни моменты, или я не прав?
– Правы, разумеется. Еду. Чтоб вы там все попередохли!
– Спасибо за сочувствие. Это врач на проводе, – объяснил он кому-то и добавил: – Жду, скучаю, целую.
– Целовать не надо! Боюсь подхватить инфекцию, – шлепнув телефон на место, я напялила на себя беленькую блузочку с юбочкой a la Надежда Крупская и поковыляла к машине.
* * *
– Ну как ты, любимый, не стало получше? – Я прокричала эту фразу на всю квартиру несколько раз, чтобы незваным гостям было слышно.
Он чмокнул меня в губы и забрал из рук пакеты. Я чуть было не влепила ему пощечину, но узрела в проходе озадаченную лошадь Пржевальского и заботливо погладила его по голове. Что-то было не заметно, чтобы он умирал или хотя бы мучился. Напротив. Он опять «забыл» надеть рубашку, хорошо что хоть не шорты. Эксгибиционистские наклонности никуда не исчезли. Мне оставалось только догадываться о том, какие эмоции овладели нежданными визитершами при моем появлении, но лица у них остались каменными. Три сфинкса – Ленка, Анечка и Светлана Денисовна – разместились бермудским треугольником, в центре которого стояло любимое кресло Андрея.
– Здравствуйте, девочки, – дружелюбно махнула я им рукой. – Спасибо, что подежурили в мое отсутствие, можете идти. Я справлюсь.
Три пары глаз налились кровью, и мне стало интересно, какое наказание предусмотрено Уголовным кодексом за непреднамеренное групповое убийство с извращениями?
– Да, да, спасибо. Очень мило с вашей стороны, – Андрей по очереди попрощался с ними и простонал: – Я пойду лягу, солнышко, а ты проводи гостей и поскорее присоединяйся ко мне, – он прикоснулся губами к моей щеке.
Мне одновременно хотелось отшлепать его по заднице и перегрызть глотку, но в присутствии дам следовало держать марку. Я закрыла за делегацией замок и пошла осуществлять задуманное. Андрей действительно лежал на кровати лицом кверху, отвратительно подхохатывая.
– Ну как мой моноложек? Мне кажется, более чем достаточно?
– Точно. После этой сцены можно больше не думать о правдоподобности, все готово к финалу. И, поскольку вы, Андрей, выглядите живым, здоровым и противным, я уезжаю.
– А если они стоят на площадке у лифта и ждут, чтобы ударить вас булыжником по голове и разом покончить с недоразумениями? А еще хуже, если они не поверили и, согнувшись в три погибели, подслушивают у замочной скважины. Вы же знаете, какие они коварные и непредсказуемые.
В этом было разумное зерно. И я, пораскинув мозгами, приняла решение.
– Убедили. Остаюсь. Но ненадолго, – мне пришлось сцепить зубы и зажмуриться, потому что Андрей, потянувшись, сел и поиграл мускулами, так что все мои женские инстинкты, точно по Фрейду, разом пришли в боевую готовность.
– Просто разваливаюсь на куски, – простонал он. – Требуется дружеское внимание и ласка, а лучше хороший массаж. Что вы думаете по этому поводу, Лариса?
– Согласна. Пойду подберу вам парочку объявлений из газетки. Какой вам массаж – тайский, эротический или чего попроще?
Он усмехнулся и медленно стал стягивать с себя шорты. К моему ужасу, под ними ничего не наблюдалось.
– Можете начинать с того, что попроще, и я не буду возражать против дальнейших осложнений. Приступим!
– Верните штаны на место, немедленно! – возмутилась я.
– На какое место? – Он без малейшего смущения разделся и стоял передо мной в чем мама родила.
Ужас. Как я ни старалась отвести глаза, мой взгляд независимо от меня возвращался к НЕМУ. В смысле не к Андрею. Ууух! Андрей мог ИМ гордиться. То есть ОН мог бы стать украшением любой коллекции, моей, кстати, тоже, и вообще, такую штуковину стоило поместить в палату мер и весов в качестве эталона.
– Бессовестный, беспринципный и беспардонный донжуан!
– Абсолютно точно. Я такой и не стесняюсь этого. А давайте-ка, донна Анна, уже перейдем на «ты».
Знаешь, мы уже достигли определенной близости, поэтому можно позволить себе неформальное обращение, – все это было облечено в тягуче-страстные тона и сдобрено откровенными взглядами. Нетрудно представить, каков был набор эмоций, появившихся у меня в этот момент. Думаю, я при всем желании не смогла бы сейчас ходить, есть, переводить и сочинять стишки. Слава богу, этого не требовалось.
– Не могу на «ты», – отказалась я, – глубочайшее уважение к вам никак не позволяет мне фамильярничать, – в моем лице не было ни малейшего оттенка уважения, что там было, я знала точно – желание. Сумасшедшее, неуправляемое желание. И если я могла контролировать голос, то все остальное вышло из-под контроля.
