– Войдите, пожалуйста, – его усталый и слегка раздраженный голос не принес мне облегчения.
– Андрей Николаевич, могу ли я с вами поговорить? – Я топталась на пороге, толком не зная как начать.
– Здравствуйте… – Он явно рылся где-то на задних полках своей памяти, догадываясь, что меня зовут как-то не так, как он думает, но вот как?
– Лариса, – подсказала я бедняжке и тут же бухнула, не задумываясь: – У меня к вам дело, даже не дело, а деловое предложение, можно сказать бизнес-план.
– Что такое? Внимательно вас слушаю, – явное отсутствие интереса к моему предложению и ко мне вообще вдруг разбудило во мне талант оратора.
Как обычно, я действовала по наитию. Я приняла позу Цицерона (по крайней мере, мне всегда казалось, что Цицерон должен был стоять именно так) и, стремительно вознеся длань к подвесному потолку, театрально произнесла:
– Хотите получить двадцать тысяч долларов США наличкой за полтора месяца? Налогами и пошлинами не облагается и никакого криминала.
Он уставился на меня как на тяжелобольную (что было не так уж и далеко от истины) и, похоже, собирался предложить валерьянки, но я ему и рта не дала раскрыть. Тут Остапа, то есть меня, понесло. Не раздумывая, я начала свой рассказ с самого-самого начала. Я раскрывала карты одну за другой, перемежая свой трагичный монолог метафорами, аллегориями, сравнениями и междометиями, как рекомендовал учебник по стилистике. Я в масляных красках описывала ему борьбу за гран-при в его лице между нашими дамами, выставляя себя бессловесной жертвой битвы титанов. Я размахивала руками и топала ногами для усиления общего драматического эффекта. Выливая потоки помоев на своих коллег и примеряя на себя сияющий нимб, я ни на секунду не забывала о советах доброго Дейла Карнеги, которого, кстати, считала абсолютно наивным и неприменимым на практике. «Драматизируйте свои идеи», – вещал Дейл. В этом мне могла бы позавидовать сама Сара Бернар. «Чаще обращайтесь к собеседнику по имени». Я вставляла Андрея Николаевича через слово. «Заставьте его почувствовать себя значительным». Поток моих комплиментов можно было сравнить только с Ниагарой. «Не давайте ему сказать вам нет». Он вообще слова вставить не мог. Он онемел. Хотелось верить, что не навсегда.
– Представляете, они делали на вас ставки, как в тотализаторе! – возмущалась я. – Они разыгрывали вас в лотерею, как пачку банкнот, они относились к вам как к неодушевленному существительному!
Вот бы взглянуть на себя со стороны, но о видеокамере я как-то не подумала заранее, а зеркал у Андрея в кабинете не водилось. Мне оставалось лишь следить за его реакцией, делать выводы и соответственно корректировать ход театрализованного действа. Я вскинула подбородок кверху, подпустила немного дрожи в голос и, втянув живот (все-таки Фрейд – великий мудрец), яростно жестикулировала:
– Все без исключения. Как один. Это же надо – заключить на вас, ну на нас с вами, безобразнейшее пари! Полное отсутствие моральных принципов, элементарной/обще/человеческой порядочности. Это катастрофа, социальный апокалипсис!
За десять минут я сумела пройтись по каждому из них в отдельности и по всем вместе, а главное, я постоянно оперировала небезызвестной суммой. «Таких людей – нет, не людей – ходячих чудовищ, просто необходимо наказать! Это долг каждого честного члена социума, вот! – завершила я свой безумный, но весьма прочувствованный спич и, набрав побольше воздуха, выпалила: – Думаю, в воспитательных целях вы просто обязаны мне помочь и сыграть на моей стороне, что, кстати, принесет вам ни много ни мало – пятьдесят процентов от выигрыша. Ну что, согласны?»
Андрей молчал. Пауза затянулась. Он сидел оглушенный и озадаченный – слегка прибитый, но все еще шотландский сеттер.
– Подождите, я понял так, что вы заключили со всем остальным персоналом фирмы пари на то, что я сделаю вам предложение, – он честно пытался уложить услышанное в голове, но оно, как ванька-встанька, никак не хотело укладываться.
– В яблочко! Вы абсолютно верно уловили мою мысль, – я кивнула и уставилась на него сквозь запотевшие от волнения стекла очков.
– То есть… то есть, если я, в присутствии всех, позову вас замуж, – он произнес это слово с омерзением, – вы выигрываете этот спор и получаете сорок тысяч.
– Ага. Соображаете! В случае, если вы мне подыграете, двадцать моих – двадцать ваших. Я думаю, это вполне справедливо. Вы ничего не теряете, разве что повеселитесь. Представляете, ничего не делать, и дзинь – двадцать штук в кармане. Не бойтесь, я клянусь, что не собираюсь связывать с вами свою судьбу, ну и все остальное…
– Да вы с ума сошли! Что вы себе позволяете? – Похоже, до него наконец-то дошла основная идея сказанного. Он искренне возмутился, что было вполне естественно. Да я бы на его месте сожрала меня с костями и очками. – Да что вы о себе думаете? Приходите, несете какую-то ахинею! Вы что, думаете, сможете меня купить за какие-то… Как эта невероятная мысль вам в голову-то пришла!
У него слова застряли в горле. Разъяренный сеттер. Нет. Уже и не сеттер вовсе – бультерьер. Я и без него чудненько осознавала, что мыслишка-то абсолютно безумная, но можно подумать, у меня был другой выход.
– Прошу вас, покиньте мой кабинет. Немедленно! Да, если у вас нет денег на оплату этого идиотского пари, я лично возмещу вам эту сумму в обмен на заявление об уходе, – кипятился он, не применяя, однако, рукоприкладства.
– Андрей Николаевич…
– Выйдите вон! Немедленно!
– Андрей Николаевич…
– Не заставляйте меня делать то, о чем мне потом придется пожалеть, – он даже привстал, и я быстренько оглядела его стол.
Так: лампа, компьютер, подставка для карандашей. Нет ничего такого, от чего нельзя было бы увернуться.
– Ну послушайте, – я все еще пыталась воззвать к его разуму, логике и бумажнику.
– Либо вы уходите, либо я сейчас вас вытолкаю взашей!
Я поняла, что он не преувеличивает, и, поскольку мне не улыбалось подраться со своим все еще шефом, я, повернувшись, поплелась к выходу. Сапер ошибается только однажды. Сегодня был не мой день.
Я взялась за ручку, повернула ее – и тут, неожиданно, на помощь снова пришел Карнеги. Наивный, добрый американский Карнеги. Сейчас уж и не вспомню точно, но у него это звучало примерно так: «Люди любят чувствовать себя добрыми и милосердными. Подарите им эту возможность, и вы сможете получить невероятный результат». Короче, если не выходит по-другому, давите изо всех сил на жалость! Пробуй, Лариска! Помирать – так с музыкой! Я ехидненько усмехнулась про себя и громко разрыдалась вслух. Вот уж такого поворота Андрей Николаевич от меня не ждал. Усевшись на пол возле двери, я заливалась слезами и захлебывалась рыданиями, вытирая нос рукавом. Этот жест был с ювелирной точностью содран у моего братца – последняя и классически удачная попытка выбивания у меня денег.
– Вот все вы так!.. Жестокие! Вы не понимаете, не можете и не хотите понять, – я всхлипывала, но старалась произносить слова четко и внятно, дабы донести основную идею до слушателя, – я невзрачная, бестолковая, неудачливая и бесполезная. Ну и что! Я это и без вас знаю. Только зачем все, абсолютно все вокруг надо мной смеются, унижают и издеваются? Кто дал вам на это право? Пусть у меня внешность не яркая и умишком я не удалась, зато, может, у меня душа добрая и светлая!.. (Любопытно, надо будет спросить у братца, сам ли он выдумал реплики или откуда-то позаимствовал.)
