В сложившейся теперь ситуации Гарольду оставалось одно: он был уверен, что Стивен не могла любить Леонарда. Всеми фибрами души он сопротивлялся этой вероятности. Ее натура настолько возвышенна, а Леонард низок. Она благородна, а он нет. Нет и нет! Это совершенно исключено!
Невозможно! В этой уверенности сказалась его собственная неопытность. Гарольд понятия не имел, как нелогична бывает любовь! Юношеская убежденность в силе рассудка часто бывает свойственна мужчинам, а невыносимая боль не позволяла мыслить здраво. Он любил Стивен всем сердцем, он хотел услужить ей, удалить от нее все опасности. Он думал, что ему достаточно ее доброты и привязанности, сестринской любви, совсем еще детской и невинной. Он видел в их отношениях нечто божественное, небесное. Он и теперь понимал, что она по-своему любит его, но прежде он даже не догадывался, что жил надеждой: однажды эти робкие чувства перерастут в нечто более серьезное. Сегодня эти невысказанные мечты разбились вдребезги. Она просила другого мужчину жениться на ней! Если бы она хоть на мгновение задумалась о браке с Гарольдом, ничто не помешало бы ей заговорить с ним напрямую. И все же… все же он не верил в ее любовь к Леонарду. Однако приходилось признать, что к самому Гарольду Стивен не питала глубокой и истинной любви – по крайней мере, для него теперь это было очевидно. Он решительно отмахнулся от этих прискорбных размышлений и сосредоточился на том, чтобы объяснить и оправдать неожиданный поступок Стивен.
«Ищите и обрящете, стучите и отверзется». Надо набраться терпения и обдумать все еще раз. Все обязательно выяснится. Снова и снова он перебирал в памяти обрывки давних разговоров, взвешивал аргументы, собирал фрагменты головоломки. Наконец в голове у него стало что-то проясняться. Сперва смутно, а потом все определеннее он понимал, что поступок Стивен был результатом какой-то безумной идеи, совершенно детской, но в то же время последовательной и логичной с точки зрения самой девушки, привыкшей доверять доводам рассудка. Наверняка Стивен зациклилась на том, чтобы проверить правильность своей теории, а потому пренебрегла всеми условностями. Дальше его анализ не продвинулся, а за окном заметно светлело, тяжелая ночь подходила к концу. Наступал новый день, и Гарольду предстояло множество дел. Он чувствовал, что Стивен ждут испытания, и в такой час он должен быть рядом с ней. Она всегда полагалась на него, с самого детства. Он не мог подвести ее теперь, ведь неприятности могли быть слишком серьезными и неожиданными для самой Стивен. Нет, его долг – защитить девушку, даже если она его об этом не просит.
Утренний свет принес Гарольду новую надежду. Надо заняться делами, и он теперь точно знал, как надо действовать. Мысли его приняли практическое направление, пришло время помочь Стивен. Сомнения и страдания пока надо оставить в стороне. Впервые он задумался о том, что все это должно быть для Стивен очень унизительно, она наверняка страдает из-за отказа! Она сделала такой отважный и рискованный шаг, переступила через девичью робость, сама выступила с предложением руки и сердца, а ее избранник ответил отказом! Трудно представить всю меру переживаний оскорбленной женщины. Остается только предположить, что она в отчаянии – и это заставило Гарольда яростно сжимать зубы от ярости.
Но гнев послужил и источником вдохновения. Если Стивен унизил отказ одного мужчины, нельзя ли исправить ситуацию, предоставив ей шанс самой отказать другому? Искренняя любовь Гарольда и преданность единственной и неповторимой Стивен были так велики, что он готов был пожертвовать собственным сердцем ради ее покоя. Пусть она отвергнет его, если это поможет ей исцелиться от раны, нанесенной Леонардом! Она должна знать, что не все мужчины подобны ему, что на ее пути будут и те, кто готов безраздельно восхищаться ею, служить ей верой и правдой. Отказав Гарольду, она сможет испытать облегчение, обрести уверенность в себе. Конечно, если бы она согласилась… Ах, нет, это было бы слишком прекрасно! Перед ним открылись бы врата рая… Но ждать этого не приходится. Ему остается лишь позаботиться о ней и принять свою судьбу. Надо спешить. Леонард Эверард способен создать новые проблемы, и ситуация может ухудшиться.
Все и так достаточно плохо, думал он. Она попала в ловушку собственных теорий, но он ее спасет. А чем это закончится для него самого? Ничем хорошим, это ясно. Для него все закончено!
Глава XIV. Буковая роща
Утром на следующий день после опрометчивого предложения Стивен отправилась в буковую рощу, расположенную на некотором расстоянии от дома. С самого детства это было ее любимое место для одиноких прогулок и размышлений. Роща лежала в стороне от основных троп, а потому никто из спешащих по хозяйственным делам не мог случайно появиться там и потревожить ее. Стивен не стала надевать шляпку, ограничившись парасолем, который раскрыла, пересекая луг на пути к деревьям. Из окна ее спальни и из комнаты для завтрака открывался вид на эту рощу. Вступив в тень буков, Стивен испытала некоторое облегчение: по крайней мере, она была наедине с собой.
Роща была особым местом. Давным-давно большое количество молодых буков было посажено здесь так часто, что расти им пришлось исключительно вверх, в борьбе за свет и жизнь формируя прямые стволы, а ветви начинались на значительной высоте. Только самые верхушки деревьев заметно утончались, что производило странное впечатление, словно ветви вырывались пучками, воспользовавшись внезапной свободой, а потом переплетались так плотно, что во многих местах образовывали сплошной лиственный кров.
Тут и там мелькали разрывы между ветвями, сквозь которые в рощу проникали лучи света – трава под такими открытыми участками была ярко-зеленой, а в определенный сезон покрывалась голубыми вспышками диких гиацинтов. Рощу пересекали широкие тропинки: они тоже поросли травой, более мягкой и короткой, чем та, что росла под деревьями, а края дорожек окаймляли склоняющиеся к земле ветви и тянущиеся вверх молодые побеги лавров и рододендронов. На дальних концах троп стояли небольшие мраморные павильоны в классическом стиле, преобладавшем в садово-парковой архитектуре столетие назад. Некоторые части троп выводили к широкой водной полосе – изумрудное сияние воды мелькало среди деревьев, прежде чем роща заканчивалась пологим берегом. Кое-где буковые заросли были ограничены еще одним модным сооружением, известным как «ах-ах» или «ха-ха», так что никто посторонний не мог проникнуть в рощу, а домашним слугам, равно как садовникам и конюхам, было запрещено входить в нее. В итоге роща превратилась в совершенно уединенное место, предназначенное исключительно для членов семьи.
Именно в это умиротворяющее место поспешила Стивен, чтобы унять терзающую ее боль. Целые сутки самообвинений и упреков измучили ее, она искала одиночества, как способа исцеления для души. Три почти бессонных ночи подряд, а также день унижения и страха нарушили привычное безмятежное настроение и нанесли ущерб ее здоровью. Долгое время она была одержима своей целью, и это уберегало ее от настоящих волнений, придавало сил, но после крушения мелкие, повседневные дела казались невыносимыми, и Стивен решила, что в знакомом и любимом с детства укромном уголке парка ей станет легче. Здесь она когда-то весело бегала по траве, и теперь ей хотелось вернуть себе то счастливое ощущение свободы и покоя. Недостаток движения, отсутствие возможности поговорить с кем-то по душам требовали от нее слишком большого напряжения, и душа рвалась на волю. Сдерживаемые страсти могли наконец выплеснуться наружу. Молча, неспешно шла Стивен по тропинке между зеленоватыми стволами, в прохладной тени рощи, но мысли ее стремительно неслись, а эмоции теснили грудь, заставляя сердце учащенно биться. Никто не видел, как высокая, стройная девичья фигура плавно скользила среди деревьев. Но даже если бы кто-то смотрел на нее в этот момент, едва ли сторонний наблюдатель сумел бы угадать кипящие страсти. Только глаза выдавали происходящее в душе Стивен. Привычка сдерживаться воспитывалась в ней с младенческих лет, а последние тридцать шесть часов принесли новый опыт самоконтроля. И теперь она никак не могла расслабиться, сбросить оковы. Но постепенно, по мере того как Стивен углублялась в рощу, стремление к самозащите брало верх, и жесткий каркас сдержанности начинал таять. Она вспомнила, как приходила в буковую рощу со своими маленькими детскими обидами и горестями. Здесь она боролась с собой, и овладевала собой, возвращая самоконтроль. Здесь ее поддерживала атмосфера, особый дух места. И память эта переплеталась теперь с привычкой обретать свободу и утешение в лесной тишине.
