– Это слишком общий вопрос. Спрашивай яснее.
– Хорошо. Почему на станции так мало детей? – неожиданно для самого себя спросил Айрон и тут же понял – именно это он и хотел узнать.
Мыслитель некоторое время молчал. Потом произнес:
– И снова я отвечу тебе словами барда. Слыхал ли ты легенду о Крысолове?
– Из Гаммельна который? Кто ж ее не знает? – удивился Айрон.
– На самом деле многие не знают. Те, кто родились после Катастрофы, например. Да и некоторые из тех, кто родились раньше, очень невежественны, – философски заметил Мыслитель. – Я хочу пересказать тебе не совсем обычную трактовку легенды. Был поэт, который увидел дело под другим углом. По его версии получалось, что мир куплен крысами, они уже давно захватили власть. И поэт, обращаясь к Крысолову, уверял его, что с хитрыми и жадными крысами не справиться ни капканами, ни дудками. А вот детей лучше бы ему увести – потому что в таком мире, как этот, им делать нечего. И учти – это было сказано еще давно, в прежней жизни. Но, как я уже говорил тебе, есть вещи, которые не меняются. Люди везде остаются людьми – что на поверхности, что под землей.
– Приятно, конечно, потолковать с умным человеком, но я, если честно, ни черта не понял, – Айрон впился взглядом в Мыслителя, а тот развел руками:
– Я больше ничего не могу сказать тебе. Иди, подумай – и поймешь.
Медного не устраивал такой результат беседы – пришлось отсыпать еще патронов в банку, а ему морочат голову легендами, состарившимися давным-давно. «Сплошные шарлатаны, – подумал он, – что Машенька, что этот чудик бородатый. Приспособились морочить людям головы и за счет этого неплохо существуют». И тут он снова почувствовал, как саднит царапина на ноге в том месте, где впился гвоздь. Что ни говори, а юродивая, похоже, спасла ему жизнь. «Случайность», – подумал он, но прежняя злость ушла. Может, и впрямь и тот, и другая пытаются что-то объяснить ему, но до него пока не доходит истинный смысл их речей.
Когда Айрон вернулся в палатку, на него напустился Крот.
– Где ты ходишь? Не забывай, что тебе надо навестить какую-то Валентину, у которой над палаткой висит колокольчик. Это та, которая в парке работала. Кстати, может, она что-нибудь знает о самоубийстве предыдущей жены коменданта?
У Айрона округлились глаза.
– Откуда такие подробности?
– Да так, – уклончиво сказал Крот, – мы тут вели работу среди населения, вот и наткнулись на кое-какие странные факты. А что еще остается? Наверх идти никто не хочет, остается только сидеть тут да сплетнями пробавляться. И нам тут намекнули даже, что на станции была какая-то секта, поклонявшаяся черному богу, которая почти всех детей и извела, – попробуй расспросить при случае и об этом.
Медный задумчиво покачал головой:
– Бред какой-то.
– Зря ты так. Любая мелочь в нашем деле может оказаться полезной.
Айрон прихлебывал дымящийся травяной чай, которым угостила его хрупкая женщина. На вид ей было около сорока, но она казалась слегка усохшей и зябко куталась в большой теплый серый платок. «На самом деле ей уже наверняка давно перевалило за сорок, – подумал Айрон, – но выглядит, по здешним меркам, очень даже неплохо». Глаза у нее были ясные, тоже выцветшие, светлые короткие волосы – как пух, они слегка вились, и если приглядеться, можно было заметить седые пряди. Айрон вдруг понял – она похожа на чью-то любимую потрепанную куклу, еще сохранившую остатки былой красоты. У нее на шее висели бусы из коричневых камешков, на тонких руках позвякивали металлические разноцветные браслеты.
В палатке, где они сидели, были разложены по полу всякие диковинки – пара резных деревянных фигурок, какие до Катастрофы продавались на сувенирных лотках, стеклянные шарики, какая-то вышитая круглая шапочка. Все это радовало глаз после черно-серых одежек большинства жительниц станции. Айрон вспомнил про статуэтку черного бога – может, как раз Валентина-то и знает что-нибудь про это? Но он решил, что не станет сразу спрашивать об этом. Взгляд у нее был открытый, доверчивый – Медный таких глаз не видел давно. И она вовсе не испугалась его – только иногда цеплялась взглядом то за серьгу в ухе, то за картинки на руках и слегка хмурила брови. Угостила настойкой на травах. Он давно не чувствовал себя так спокойно. Надо же, если бы не задание, он никогда бы не заявился сюда, не узнал, что здесь живет такая удивительная женщина – простая и загадочная одновременно. И она обращалась к нему на «вы» – здесь, в подземке, где чуть ли не каждый первый с ходу начинал ему «тыкать».
– Ведьма? – певучим голосом переспросила она. – Ну что вы, разве можно верить в такую ерунду, вы же взрослый человек и, видимо, образованный, – она усмехнулась. – Здесь, в подземке, все приобретает другой смысл – образованным можно считать уже того, у кого десять классов за спиной хотя бы было, когда приключилась Катастрофа… а уж если еще несколько десятков книг прочел, то тем более. Ведьма – это средневековье какое-то… Понятно, что народу только повод дай – сразу пойдут все эти толки об оборотнях, о ведьмах, но неужели и вы попадете под влияние этих суеверий?
С ней все становилось как-то проще, понятнее. То страшное лицо в ветвях – он до сих пор не мог забыть его. Он верил в знаки судьбы и думал сначала – то был знак ему. А теперь и сам готов был поверить, что ему все померещилось. И правда, встреться он с настоящей ведьмой, он вряд ли так легко отделался бы.
– Нет, я тоже слышала эту историю про ведьму, но, разумеется, не верю ни капли, хотя… в таких старых, обжитых местах, как эта усадьба, иногда что-то словно бы витает в воздухе… Я постараюсь рассказать вам все, что знаю, – хотя, боюсь, знаю совсем мало. А вы уж сами делайте выводы. Кстати, можете звать меня просто Валей, – она протянула руку. Медный осторожно подержал в руках ее узкую холодную ладошку с выступавшими синими венами, изуродованную стиркой.
– Виктор, – назвался он полузабытым, словно незнакомым именем из прошлого.
– У вас такие длинные, тонкие пальцы – сразу видно, что вы музыкант бывший. Впрочем, один мой знакомый в прежней жизни говорил, что бывших музыкантов не бывает, – она глядела на массивный серебряный перстень-печатку, один из тех, что украшали его руки. – А это – оберег, вы знаете? И это – очень древняя руна, – она коснулась пальцем татуировки на его предплечье.
Он смутился.
– Расскажите мне, что вы видели в парке. Я так давно там не была, так скучаю. Мне теперь туда путь заказан – и мужчины-то далеко не все решаются туда ходить. Видели старую усадьбу?
– Мы успели дойти до того пруда, где конюшни на берегу. И все.
– А птичник видели? Сохранился он? Хотя какая теперь разница… Просто мне так нравилось там гулять. А видели статуи возле конюшни? Кажется, их делал тот же скульптор, который создал знаменитых коней Аничкова моста в Питере. Да, статуи в здешней усадьбе – это, видимо, копии тех, питерских. Боже, я не могу представить, что Питер теперь тоже лежит в руинах, – горестно вздохнула женщина. – Я была там один раз, когда еще училась в школе, но впечатления живы до сих пор.
