Когда-нибудь боль станет тише. Когда-нибудь и на сердце полегчает. Надо было только примириться со случившимся.
Я осушил бокал с шампанским. Солен права. Если все прошло, надо вовремя это понять. В ближайшие выходные Робер специально для меня затевает ужин, на который будут приглашены Мелисса и ее подруга. Та самая, что как раз в моем вкусе, якобы. Ну, там видно будет.
Лиз, сидевшая рядом со мной, что-то спросила, я поддержал разговор.
И через полчаса с удивлением заметил, что все это время не предавался печальным размышлениям. И когда принесли наконец тарелки с морскими гребешками – их со стуком выставила на стол неважная пародия на Клаудию Шиффер, – я, как все остальные, принялся возмущаться нелюбезностью здешней обслуги, а когда подали горячие блюда, я, так же как все, от души расхохотался, ибо Аллан Вуд с комическим отчаянием заявил, что агнец на его тарелке определенно отдает гарью, – действительно, мясо снизу пригорело и было черное. А Карл так отчаянно пилил свой кусок, что стол трясся. «Да разве можно резать мясо таким тупым ножом! – вознегодовал Карл. – Сейчас я расправлюсь с ним голыми руками».
Солен поманила к себе блондинку, числившуюся тут в официантках. Спустя некоторое время та неторопливо продефилировала к нам на тонюсеньких шпильках.
– Можно? – обронила несостоявшаяся модель и, не дожидаясь ответа, принялась собирать тарелки.
Солен отрицательно покачала головой и сделала девице короткий, но внушительный выговор, показала злополучного агнца на тарелке Аллана и потребовала нож для стейка, без которого мучился Карл.
Белокурая куколка надула коралловые губки, с досадой вздохнула и забрала тарелку с пригоревшим ягненком. На тарелку Карла она бросила томно-скучающий взор:
– Послушайте, мсье, мясо мягкое, как масло, не нужен вам нож для стейка. – Сделав это нахальное заявление, она удалилась.
– Э-э, минуточку! – возмущенно закричал Карл ей вслед. – Да вы хоть знаете, кто сюда к вам пришел? И стейк ваш вовсе не мягкий, как масло. Можете забрать! – Бородач, казалось, сейчас сорвется и швырнет тарелку со стейком в эту невежественную куклу, которой явно было наплевать, что в их ресторане сидит мировая звезда экрана.
Солен положила руку ему на плечо:
– Брось, Карл, не стоит. Такой прекрасный вечер…
Вечер и правда был прекрасный, невзирая на то что кухня оказалась посредственной, а обслуживание – из рук вон плохим. Все мы порядком выпили, весело смеялись, и вообще ведь это фантастическая эксклюзивная возможность – сидеть на террасе Центра Помпиду и чувствовать себя так, словно плывешь в вышине над ночным Парижем.
Десерт вопреки нашим ожиданиям был просто великолепен. Подали малину, землянику, крем-брюле и воздушные «макарон» с фисташковым кремом, и, когда мы все это уплели, я извинился и вышел из-за стола, покурить. Отойдя к краю террасы и закурив сигарету, я оперся о перила, стоял там, стряхивал пепел вниз и смотрел на переливающийся огнями город.
– Волшебство, верно?
Еще не обернувшись, я понял, что это Солен. Она подошла бесшумно и встала за моей спиной. В воздухе повеяло ароматом гелиотропа, я ощутил тепло, исходившее от Солен, и ее желание разделить со мной этот момент тишины. Мы стояли в молчании у металлических перил террасы, словно у палубного ограждения большого корабля, любовались картиной блистающего города, и казалось, у наших ног простерлось ночное небо, усыпанное звездами.
– Иногда я чувствую тоску о том, какой я была когда-то, – сказала Солен через некоторое время.
– Какой же ты была? – Я повернулся к ней.
В этот момент ее глаза, блуждавшие вдали, где искрились огни Парижа, казались темно-синими.
– Такой… самоотверженной. Бескорыстной. Знавшей простое счастье. В детстве я была счастлива, хотя сама того не желала. Я хочу сказать, я никогда не размышляла в детстве о том, счастлива я или нет, не думала, что вот я хочу быть счастливой. Я просто была счастлива.
– А теперь?
Она ответила не сразу:
– Иногда – да, чаще – нет. Когда становишься старше, однажды вдруг понимаешь, что так называемое счастье в действительности состоит из отдельных счастливых моментов. Из тех особенных мгновений, которые потом вспоминаешь. – Она мечтательно улыбнулась. – Вот сейчас такой момент. Я просто сама не своя от этого поразительного чувства, что я снова дома.
Я молча кивнул. Простиравшийся перед нами вид ночного города пробудил у меня скорей неопределенную тоску, как будто вдали за темным горизонтом скрывалось что-то, чего мне в жизни ужасно недостает, хотя я и не мог подобрать этому точного имени.
– А ты, Ален? Ты счастлив? – спросила она.
– Во всяком случае, счастье однажды было очень близко.
Мне не хотелось, чтобы эти слова прозвучали печально, правда не хотелось, но, должно быть, по-другому не получилось. Солен порывисто обняла меня, крепко сжав мои плечи.
– Мне очень жаль, Ален, – сказала она тихо. – Мне бы хотелось, чтобы ты ее нашел. Если бы я могла что-то для тебя сделать… Понимаю, это совсем не одно и то же, но мне бы хотелось быть небезразличной тебе. Ты мне очень нравишься.
На мгновение мы застыли, обнявшись. Потом я мягко отвел ее руки:
– Спасибо, Солен. Ты мне тоже очень нравишься. – Я вздохнул. – Глупо, но часто мы не можем повлиять на важные вещи в нашей жизни.
Она улыбнулась:
– Иногда можем.
Мы смотрели друг на друга и в это мгновение думали каждый о своем. Я стоял, прислонившись спиной к перилам. И вдруг у меня возникло чувство, как будто за нами кто-то наблюдает.
Смущенно оглядевшись, я посмотрел в ту сторону, где был наш стол. Нет, там все заняты разговорами и никто вроде бы не замечал нашего отсутствия, даже Карл, который, пересев на место Солен, о чем-то оживленно болтал с дочерью Аллана Вуда.
Странное ощущение. Я тряхнул головой. И предложил:
– Давай вернемся к остальным, за стол. – И из-за плеча Солен еще раз окинул взглядом террасу.
И тут я увидел ее.
На другом конце террасы, возле входа, стояла молодая женщина в летнем белом платье. Она стояла неподвижно, выпрямившись и не отрываясь смотрела на нас.
И волосы ее были цвета карамели.
23
Мелани. Никаких сомнений. Я осознал это в какие-то три секунды. Наши взгляды встретились над головами всех этих смеющихся и весело болтающих людей – все вдруг стихло, словно кто-то резко отключил звук.
Все дальнейшее мчалось с невероятной скоростью, и в то же время меня не покидало ощущение, будто действие раскручивается как при замедленной съемке.
Женщина в белом платье увидела, что я смотрю на нее, повернулась и быстро направилась к выходу. Я выдохнул: «Бог мой!» – отстранил изумленную Солен и устремился за исчезающей белой тенью. Я бросился на другой конец террасы, лавируя между столиками, я чуть не столкнулся с двумя официантками, которые воззрились на меня с негодованием, я налетел на старую даму, которая взвизгнула и возмущенно закричала мне вслед, я опрокинул поднос – некогда извиняться, я только поднял руку, услышав звон разбитого стекла, на бегу я угодил ногой в петлю длинного ремня дамской сумочки, брошенной на стуле, и, споткнувшись, с размаху упал на четвереньки, рубашка вылезла из брюк, я вскочил – как под гипнозом, не отрывая взгляда от дверей.
