А. Софронов
Вот таким образом наш невеликий отряд и разросся аж до двух отделений и теперь состоял из двадцати двух бойцов, включая и нас. Двое красноармейцев погибли во время боя – одного застрелил единственным выстрелом караульный, другой поймал шальную пулю и умер, прежде чем его успели перевязать. Именно «успели», а не «успел»: среди окруженцев неожиданно обнаружилась девушка-санинструктор, которую я из-за короткой стрижки и мешковатой формы не по фигуре поначалу принял за худого паренька. Едва узнав об этом, я с облегчением сбагрил ей медицинскую сумку, которую так и таскал с собой.
Первый час поручик гнал наш недовзвод без остановок и в неслабом темпе, справедливо рассудив, что утренний расстрел оберста, пусть даже и занимавшего немаленькую должность, это одно, а вот обстрел штаба целой дивизии и уничтожение батареи – совсем другое. И если мы уложили два с лишним десятка фугасов именно туда, куда собирались, то подобное хулиганство нам так просто с рук могут уже и не спустить. Есть ли в распоряжении фрицев егеря, неизвестно, но вот какие-нибудь фельджандармы с собачками определенно найдутся. А собачки – это совсем плохо. Вот потому Гурский и выдерживал темп, часто меняя направление движения. Встречая ручьи, проходили по воде пару сотен метров, затем снова возвращаясь на твердую землю. Уловка в принципе наивная, опытные преследователи обязательно пустят собачек по обе стороны ручья, отыскивая место, где отряд вышел на берег, но лучше хоть что-то, чем ничего.
Впрочем, узнай мы, насколько успешными оказались наши игры с трофейными пушками, то погнали б отряд еще быстрее… Да что говорить, я бы первым и рванул вперед, причем так, словно за мной не овчарки, а голодные тираннозавры гонятся!
В начале второго часа я нагнал поручика, идущего в авангарде и заодно выполняющего в одно рыло функции головного дозора, и сообщил, что если не сделаем привал, то загоним бойцов вконец. В отличие от нас они уже несколько дней без нормальной еды и отдыха – вроде старшина упоминал, что как минимум двое суток не ели. Да и раненым нужно повязки сменить: во время нашей атаки на батарею никто ранений не получил, просто немцы их захватили уже с тремя «трехсотыми» на руках. Тьфу ты, хорошо, вслух не ляпнул… расслабился, блин. Заодно пора и с людьми познакомиться, поскольку до того не было ни времени, ни возможности: уж больно быстро все произошло.
Гурский, согласно кивнув, скомандовал привал. Красноармейцы тут же облегченно повалились на землю. Я же, выцепив из общей массы санинструктора, озадачил ее сменой помянутых повязок. Девчушка – звали ее, как выяснилось, Валентиной – спорить не стала, тут же приступив к делу. Вот только я, поглядев пару минут на творящееся безобразие, тяжело вздохнул и решительно вмешался в процесс. Странно со стороны выглядит? Откуда, мол, простой шоферюга десмургию знает? Ну и хрен с ним, пусть странно. Я, между прочим, клятву Гиппократа давал, а этим парням еще с фрицами воевать да историю Великой Победы своей кровью писать. И если кто-то из них из-за дурно обработанной раны или неправильно наложенной повязки получит нагноение или заражение крови, это окажется исключительно моя вина, а не этой девчонки, которая, похоже, просто не имеет практического опыта. Ведь чему-то же ее учили на курсах санинструкторов, не могли не учить – перед войной и в первые военные годы кружки «Осоавиахима» давали неплохой уровень подготовки. Это уже потом сроки обучения почти по всем военным специальностям сократили до «ускоренного выпуска».
Короче говоря, в четыре руки мы справились быстро, обработав раны и заново перебинтовав троих легкораненых. Ничего особенно страшного там не было: у одного осколочное ранение головы по касательной, по сути, просто глубокая ссадина, у двух других – пулевые, в руку и бок. В плечо – сквозное, а у второго бойца пуля рассекла кожу и перебила ребро. Впрочем, возможно, и не перелом, а просто трещина – я ж не рентген, в конце концов, сквозь тело не вижу. Конечно, бегать по лесу с давящей повязкой на груди – то еще удовольствие, но уж тут ничего не поделаешь, госпиталя в ближайшем будущем не предвидится.
Глядя, как ловко я накладываю бинты, Валя настолько обалдела, что вполне ожидаемый вопрос «где научился?» прозвучал лишь в самом конце перевязки. Пришлось озвучить старую идею про отца-хирурга, мечтавшего о продолжателе врачебной династии и с детства обучавшего сына всяким медицинским премудростям. А неблагодарный отпрыск возьми да и стань простым военным шофером. Версия прошла на ура: несмотря на свойственную военному времени подозрительность, девушка в моих словах не усомнилась. Да и с чего бы? По большому-то счету я ведь ее работу выполнял, с которой она, мягко говоря, не слишком профессионально справилась. Да и будь я немецким диверсантом, зачем мне противнику помощь-то оказывать?..
Поручик меж тем занимался учетом личного состава – вытащив из полевой сумки тетрадку и карандаш, он с помощью танкиста (писать без привычных «ятей» да «еров» ему было все еще сложновато, вот он Серегу и напряг) составил список бойцов с указанием ФИО, возраста, домашнего адреса, места взятия на воинский учет, последнего места службы и военно-уставной специальности. Да еще и сверил с солдатскими книжками, у кого они имелись. В общем, за дело Николай Павлович принялся всерьез. Красноармейцы отвечали охотно, с ходу признав в Гурском опытного командира и, похоже, испытывая нешуточное облегчение: одно дело – попасть в окружение малоорганизованной толпой, пусть даже и с оружием в руках, и совсем другое – пробиваться к своим в составе отряда, по пути нанося противнику серьезный урон. А после наших образцово-показательных стрельб в последнем никто из них уже не сомневался.
Насчет оружия, кстати, это я не просто так сказал: к немцам-то бойцы попали вооруженными, правда, патронов у них практически не было, по три-четыре штуки на винтовку. Фрицы стволы отобрали да и закинули в грузовик, где мы их и нашли после разгрома батареи. Так что сейчас оружие имелось у всех, даже у санинструкторши. Основная масса красноармейцев вооружилась фрицевскими «98К», благо патронов хватало, а пятеро оставшихся без трофеев взяли свои же «трехи», по-братски разделив последние патроны. Нашедшийся в вездеходе немецкого комбатра «МП-40» с подсумком я без колебаний вручил старшине Феклистову – заслужил. Да и не по возрасту ему тяжеленный винтарь на плече таскать.
Вообще, с этими найденышами нам здорово повезло: в том смысле, что старшим по званию среди окруженцев оказался старшина Феклистов, большинство же были рядовыми или сержантами. Ума не приложу, как бы нам пришлось изворачиваться, будь в их числе командир уровнем выше старшего лейтенанта или комиссар энного ранга. Про чекистов с их хитрой системой званий и своеобразным взглядом на мир я и вовсе молчу – тут бы наша скороспелая легенда вряд ли прошла, эти ребята едва ли не с колыбели приучены копать всерьез и глубоко. Так что, найдись среди бывших пленных особист, туговато бы нам пришлось. Но, к счастью, обошлось.
Четырнадцать красноармейцев вместе с санинструктором… или санинструкторшей? – оказались пехотинцами из состава «нашего с поручиком» 69-го стрелкового корпуса, в основном – 153-й и 229-й дивизий. Двое, рядовой и младший сержант, саперами. Один и вовсе танкистом, чему весьма обрадовался нашедший родственную душу Якунов. Как выяснилось, когда тот выбирался из горящего танка, комбинезон сильно обгорел и был выброшен вместе со шлемом, потому мы его сразу и не заприметили, причислив из-за обычного х/б к пехоте. Ну и герои дня, два наших героических артиллериста, Феклистов и Иванов.
