В военно-транспортном самолете,
Двинск—Санкт-Петербург,
24 сентября 1979 года, понедельник.
СЕРГЕЙ ЩЕРБАКОВ
Моторы ревели так, что разговаривать приходилось на повышенных тонах. Неудивительно – вместе с нами самолет вез около четырех тонн коробок и ящиков с печатями интендантства.
– Ничего не понимаю, – бормотал Анджей, почти срываясь на крик. – Ни черта я не понимаю!
Я тоже ничего не понимал. Нелепый перелет на транспортнике не имел никаких преимуществ перед удобным скорым поездом. Но у Анджея была еще одна причина недоумевать. Если мое возвращение в Питер являлось ожиданным, то зачем вызвали в управление моего товарища? Не в вольнодумстве же его обвинять?
Из-за горы ящиков вынырнул неулыбчивый штабс-капитан. В руках он сжимал планшетку.
– Это, должно быть, вам, – гаркнул он негромко, сорвал с планшета листок и сунул мне.
Поскольку в шапке факсимиле стояло «титулярному советнику Щербакову С.А.», штабс не ошибся.
Письмо было коротким – не в пример шапке из трех устрашающих строк: «Срочно. Секретно. Лично». «Немедленно по прибытии в Санкт-Петербург явиться на прием ко мне вместе с сыщиком Заброцким». И подпись – А. В. фон дер Бакен.
За четыре года службы в управлении я еще ни разу не попадал на прием к фон дер Бакену. Пару раз мне доводилось сталкиваться с ним в коридорах или на официальных торжествах, но тем наше общение и ограничивалось. Так неужели мой банальный отчет оказался неожиданным для всезнающего аналитического отдела? Да еще настолько, что меня спешно вызвали в Питер, на ковер? Или... или меня решили использовать вместо разменной фишки? Может, я влез в дела, о которых мне, по их секретности, и слышать не положено?
Нет. Это объяснение имело бы смысл для Андрея. Беседа третьей степени в подвалах охранки, разжалование в чине и перевод в самую дальнюю тмутаракань. Но я-то не мальчик, я могу отличить государственную тайну от банального заговора. Да и не стал бы тогда фон дер Бакен вызывать нас на личную беседу.
На посадочном поле военного аэродрома нас встретила серая «катерина» с гражданским нумером.
– Садитесь, – приказал водитель.
Мы с Андреем покорно втиснулись на заднее сиденье.
– А какой он, этот фон дер Бакен? – робко переспросил Заброцкий, когда авто выехало с аэродрома.
Очевидно, моему спутнику мерещилось нечто в духе романов Дюма и Зощенко – кардинал Ришелье, серая тень за троном. Пришлось его разочаровать.
– Обычный чинуша, – ответил я, покосившись на шофера. Правда, от нас его голову отгораживал прозрачный ударопрочный щиток, но все ж слышно. – Если судить по виду, в любом департаменте таких двенадцать на дюжину. А что до характера – судить не берусь, сам я с ним не беседовал. Говорят, большой честности человек.
Говорят. Что воздух доят. На нашей работе честные люди задерживаются ненадолго. Когда лицедейство становится частью повседневного труда, оно незаметно проскальзывает и в быт, в характер человека. Сначала врешь по долгу службы, потом – для блага службы, потом для своего собственного, а потом так изолжешься, что и грана правды в тебе не останется. Глава наш, кстати, из таких. Говоря о честности фон дер Бакена, я имел в виду лишь то, что второй человек в охранке не лгал без нужды и веского основания. Знавал я таких офицеров. Их не любят, но уважают солдаты. Они могут без колебаний послать тебя на смерть, но никогда не станут приукрашивать приказ красивыми словесами и врать, что у тебя есть шанс вернуться.
– Это, – Андрей нервно потер руки, – хорошо.
Кабинет начальника отдела предотвращения
подрывной деятельности, заместителя главы
Управления политической благонадежности
Александра фон дер Бакена, Санкт-Петербург,
24 сентября 1979 года, понедельник.
АНДЖЕЙ ЗАБРОЦКИЙ
Давненько меня не ставили в угол. Почти неделю.
Я расхаживал по коридору от двери до двери, как отвес невидимых ходиков – туда-сюда, тик-так! Жизнь протекала за закрытыми дверями, совсем рядом, в кабинете загадочного фон дер Бакена.
Так все хорошо начиналось! Пока нас везли, я уже разнадеялся, что мне дозволят-таки увидать сильных мира сего. И даже не через бронестекло. И удостоят рукопожатия. Но секретарша, больше похожая на снайпера, недвусмысленно дала понять, что, кроме Щербакова, господин начальник никого не ждет. А вы, юноша, подождите за дверью – нет, не в приемной, а за дверью! А то еще будете заглядывать в секретные бумаги.
Все странче и странче, как сказала Алиса, падая в компостную кучу. Если я такой несекретный, зачем было меня вызывать? Ну, переживал бы я свое похмелье не в самолете, а на рабочем месте – что бы от этого изменилось? Меньше стало бы головной боли. И в переносном смысле, и в прямом. Да и вообще надоело. Как работать, так Заброцкий. А как к начальству, так подождите за дверью. Обидно.
Двери приоткрылись – ровно настолько, чтобы секретарша смогла высунуть свой остренький носик.
– Анджей Войцехович Заброцкий? – зачем-то переспросила она (по крайней мере хоть не переврала) и, когда я кивнул, продолжила: – Александр Вольфович вас к себе требуют.
Ура! Услышаны мои молитвы! Я бодро отодвинул не в меру ревностную старушку и, небрежно постучавшись, вступил в кабинет фон дер Бакена победительным шагом.
Поступь моя, правда, тут же перешла в совсем непристойное семенение, потому что кабинет оказался меньше приемной. Намного меньше. Щербаков так едва не сидел на столе у сухощавого немолодого человека, напомнившего мне классический типаж пруссака – лицо топором, глаза сверлами. Не хватало только каски.
– Вот, Александр Вольфович, это и есть мой молодой коллега, – с несвойственным ему предупредительным подхалимством откомментировал мое появление Щербаков. – Андрей Заброцкий.
«Пруссак» кивнул дважды – сначала ему, потом мне.
– Тогда позвольте поздравить вас, Андрей, с новым назначением, – проговорил фон дер Бакен совершенно нейтральным тоном. Не поймешь, то ли издевается, то ли меня и правда есть с чем поздравить. – Суть его вам разъяснит Сергей Александрович по дороге в воздушный порт. Со своей стороны могу только добавить, что в случае успешного выполнения задания в вашем послужном списке появится запись, открывающая если не всякие двери, то большинство.
– В... воздушный порт? – глупо переспросил я, когда обрел голос.
– Да, – тем же бесцветным тоном ответил фон дер Бакен. – И поторопитесь. Времени до вашингтонского рейса у вас в обрез. Екатерина Прокофьевна, – он не повысил голоса, но секретарша появилась в кабинете, едва не пройдя через закрытую дверь, – распорядитесь насчет служебного авто для господ Щербакова и Заброцкого.
– Слушаюсь! – Секретарша улетучилась.
– Я вас более не задерживаю, господа. – Фон дер Бакен сделал еле уловимое движение плечами, из чего я заключил, что аудиенция завершена.
