— Вот уж не собираюсь возбуждать твои сексуальные фантазии о голливудских актрисах.
Тори хотела было встать и вдруг опять откинулась навзничь, а он в одно мгновение оказался наверху.
— Ну, дорогая моя, поспособствуй мне хоть разочек.
— Нет. — Она не сдержалась и хихикнула.
Кейд легонько куснул Тори в плечо.
— Ты и так меня уже возбудила.
— Отстань! — Она попыталась вырваться, без особого, правда, энтузиазма.
— Не могу. — И он стал осыпать ее лицо поцелуями. — Ну засмейся еще, у тебя такой сексуальный смешок.
— Нет!
И она рассмеялась, но смех ее внезапно оборвался. Они снова слились в одно, и Тори целиком отдалась своим чувствам.
А потом они ели жаркое, присланное Лайлой, запивая его вином. И снова поднялись в спальню и занялись любовью с нетерпением и пылкостью юных влюбленных. Они никак не могли насытиться друг другом, и, когда взошла луна, ее серебристый свет омывал их слившиеся воедино тела. Потом они заснули, а в открытые окна веял легкий ветерок, пронизанный запахом болотной зелени.
…«Он возвращается».
Хоуп сидела на крыльце Дома на болоте. При ее жизни этого крыльца еще не было. Она принялась подкидывать и ловить маленький красный шарик.
Тори снова было восемь лет, худое личико выражало тревогу, ноги были в ссадинах, ушибах и следах от ремня.
«Ему нравится причинять боль девочкам… Он от этого чувствует себя взрослым и сильным».
— Он причинил боль и другим, не только тебе.
— Да, не только мне, — согласилась Хоуп. — Ты уже знаешь. И ты всегда знала. Как в тот раз, когда увидела рисунок того маленького мальчика.
— Но у меня больше так не получается. — В груди Тори гулко начало стучать сердце. — И я не хочу больше так уметь.
— Но ты приехала, — просто ответила Хоуп. — Только будь осторожна… Или ты тоже распрощаешься со всеми.
— Скажи, кто он, Хоуп. Скажи, где его искать.
— Не могу. — И она устремила на Тори ясный взгляд. — Ты должна найти его сама. Будь осторожна…
Тори широко распахнула глаза. Сердце бешено колотилось о ребра, одна рука крепко сжалась в кулак. Так крепко, словно она боялась, что из нее может выкатиться маленький красный шарик, но, когда она расправила затекшие пальцы, ладонь была пуста.
За окном стояла ночь. Ветерок утих, и воздух был неподвижен. В нем чувствовалась настороженность, глухо ухала сова, пронзительно стрекотали сверчки. Тори слышала ровное дыхание спящего Кейда. Во сне она отодвинулась от него как можно дальше. «Во сне нет близости», — подумала она.
Когда мозг так уязвим, как у нее, нельзя спать, уютно устроившись рядом. Она осторожно соскользнула с кровати, на цыпочках прошла в кухню, отвернула кран и, когда вода стала холодной, наполнила стакан.
Сновидение вызвало у нее страшную жажду и напомнило, почему ей не следует спать с Кинкейдом Лэвеллом.
Его сестра мертва, и если она не виновата в ее смерти, то эта смерть накладывает на нее, на Тори, определенные обязательства. Она и прежде ощущала бремя долга, но шла своей дорогой. На этом пути она познала и величайшую радость, и сокрушительное горе. Тогда она спала с другим мужчиной, которому отдалась по беззаботной и невинной любви.
И когда она потеряла его, то поклялась, что больше не повторит прежних ошибок. И что же? Все повторяется. Она снова навлекает на себя ту, прежнюю, боль.
Да, Кейд из тех мужчин, в которых женщины влюбляются. Она и сама могла бы в него влюбиться. И так, что эта любовь окрасит каждую мысль, все поступки и чувства. И в ярком экстазе радости, и в серых потемках отчаяния.
Так что продолжения быть не должно. Любовь — это безрассудство и опасность. Любовь подстерегает ревнивое, завистливое око судьбы, только и ждущее, чтобы отнять любовь навсегда.
Она поднесла стакан воды к губам и увидела. Там, за окном. В темноте.
Стакан выскользнул у нее из рук, упал в раковину и разбился.
— Тори? — Кейд молниеносно проснулся и выскочил из постели. Спотыкаясь в темноте и чертыхаясь, он бросился в кухню.
Она стояла под резким светом лампы, прижав руки к горлу, и неотрывно глядела в окно.
— Кто-то есть там, в темноте.
— Тори.
Он увидел осколок стекла на полу и схватил ее за руки.
— Ты порезалась?
— Кто-то там есть, в темноте, — повторила она, словно испуганный ребенок. — И наблюдает. Из темноты. Он уже приходил. И он опять придет.
Она смотрела мимо Кейда и видела какие-то тени и силуэты. А чувствовала только холод. Страшный холод.
— Он хочет меня убить. Если бы я была с нею в ту ночь, он бы только наблюдал за нами. Как делал это раньше. Он бы только наблюдал и воображал, что он это делает. Просто воображал бы и потом сам удовлетворил себя.
Колени у нее подогнулись, но, когда Кейд подхватил ее, Тори запротестовала:
— Все в порядке. Мне просто надо сесть.
— Не сесть, а лечь.
Он отнес ее в постель и стал в темноте искать брюки.
— Оставайся здесь.
— Куда ты?
Ужас при мысли, что сейчас она останется одна, дал ей силы, и Тори вскочила с кровати.
— Ты говоришь, что во дворе кто-то есть. Я хочу взглянуть.
— Нет!
Теперь она испугалась за него.
— Сейчас еще не твоя очередь.
— Что?
Она всплеснула руками и осела на матрас.
— Извини. У меня путаница в мыслях. Он ушел, Кейд. Его больше там нет. Он следил раньше. Когда мы… Он наблюдал за нами, когда мы…
— Я все-таки посмотрю, — мрачно возразил Кейд.
— Но ты его не найдешь.
Кейд вышел. Ему очень хотелось найти мерзавца. Найти и пустить в ход кулаки, дать выход ярости. Он укрепил фонарь на двери и внимательно осмотрел все пространство, затопленное бледно-желтым светом. Подошел к своему универсалу, вынул фонарь и нож из бардачка.
Вооружившись, он обошел вокруг дома, высвечивая землю и тени в кустарнике. Около окна спальни он нагнулся и увидел, что там вытоптана трава: кто-то, видимо, долго стоял здесь.
«Сукин сын», — прошипел он и стиснул рукоятку ножа. Конечно, надо было бы осмотреть окрестности, но не стоит оставлять Тори одну.
Поэтому он вошел опять в дом и оставил фонарь и нож на столе.
Тори сидела все в той же позе, сжав кулаки, и подняла голову, когда он приблизился, однако ничего не сказала.
— То, что мы с тобой здесь делали, — сказал Кейд, — это наше. Только наше. Он ничего не сможет изменить. — Он сел рядом и взял ее за руку. — Не сможет, если мы ему не позволим.
