— Она не виновата, Дато, — выпалил Зураб. — Только я!
— Сучка не захочет, кобель не вскочит! Старинная русская пословица.
Вновь громыхнуло. Маша открыла наконец глаза и увидела валяющуюся на полу настольную лампу, Дато со злости разбил ее. Затем взялся за стул и шарахнул им о стену.
— Прекрати! — закричал Зура и соскочил с кровати. Голый!
Лучше бы он этого не делал. Дато с рычанием кинулся на брата и врезал ему по лицу кулаком. Зураб покачнулся, но не упал, он был физически очень силен. Просто никогда свою силу не применял и драться не умел. Поэтому вместо того чтобы дать сдачи, он попытался Дато утихомирить словом:
— Давай спокойно поговорим, прошу. Я все объясню…
Дато сунул руку в задний карман камуфлированных штанов и вытащил пистолет.
— Заткнись, — прорычал он. — Ничего не говори, потому что нет таких слов, которыми вы можете оправдаться!
Маша была с ним согласна. Поэтому молчала. Ей было совсем не страшно. Хотя она понимала, что Дато сейчас в таком состоянии, что может убить. Но в данный момент ей хотелось умереть…
Провалиться сквозь землю в преисподнюю, где ей самое место!
Тяжело дыша, Дато отбросил пистолет. Затем развернулся и бросился к выходу. Через несколько секунд дверь за ним захлопнулась, и в квартире воцарилась тишина.
* * *
Зура искал брата по городу в течение нескольких дней, но тот как в воду канул.
— Брось, — посоветовала ему Маша, — он наверняка покинул Тбилиси.
— Нет, он где-то здесь, я чувствую.
Маша страдальчески морщилась. Где же была его чувствительность несколькими днями раньше? Дато был не просто в городе, а на подходе к дому, и Зураба не кольнуло.
После той ночи он стал относиться к Маше с еще большей нежностью и заботой. И дарил цветы каждый день. Букеты собирал сам, всегда с фантазией. Они радовали Машу. А еще то, что Зура сдерживал свои желания. Она видела, что его переполняет страсть и он мечтает излить ее, но сдерживается. Понимает, как Маше тяжело и ей нужно время.
Как-то Маша отправилась на кладбище. Села на лавочку возле двойной могилы, где были захоронены ее родители, и стала думать, как ей жить дальше…
Без Дато!
Вместе им уже не быть точно. Если даже он ее простит, она не простит себя!
Варианта было два: остаться с Зурой или вернуться к бабушке. Что лучше, она не знала. Все плохо, ведь оба варианта исключают главный элемент счастья — Давида. «Папа был бы доволен, если б я воссоединилась с бабушкой, — размышляла Маша. — А мама — если бы я осталась с Зурой. Она всегда его любила. И кого из покойных родителей мне порадовать?»
— Маша, ты? — услышала она за спиной знакомый голос.
Обернувшись, увидела дядю Або. У него была похоронена неподалеку мать. Он навещал могилу часто, но встретились они на кладбище впервые.
— Здравствуйте.
— Привет. А ты почему не сообщила, что приехала?
— А я не уезжала.
— Как это? Мой водитель вас на вокзал отвозил.
— Я осталась, дядя Або.
— Зачем?
— У меня тут были незаконченные дела.
— Любовные, как я понимаю. Твой отец говорил, что ты с каким-то парнем встречаешься. Не нравился он ему. — Адаладзе сел рядом с ней на скамейку, закурил крепкий «Кэмэл». — Закончила дела свои или еще нет?
— Эти — да. Но есть другие.
— Маш, я должен вернуть тебя к бабушке. Это мой долг перед покойным другом. Если б мне твоя бабушка сообщила, что ты сбежала… Ты ведь именно так и сделала? — Маша кивнула. — Так вот, если б я знал, то нашел бы тебя и лично в самолет посадил. Именно в самолет, чтоб ты сойти не смогла. Бабушка твоя почему-то скрыла от меня этот факт.
— Она поняла меня. И дала мне свободу выбора, которой меня пытались лишить родители.
— Она мудрая женщина, а я ответственный мужчина. Поэтому ты летишь в Москву завтра же.
Маша молчала. Думала…
— Если тебя придется под домашний арест посадить до завтра, я это сделаю, — сурово проговорил Або.
— Карательные меры не нужны, — улыбнулась Маша. — Я и сама думала о том, чтобы вернуться.
— Не врешь?
— Нет. Как раз до того, как вы появились, я словно былинный богатырь стояла на распутье и решала, налево пойти или направо. Остаться или уехать. Спасибо, вы помогли мне сделать выбор.
— Значит, завтра в три часа дня ты летишь в Москву, я закажу билет.
— Спасибо.
— В час будь готова. Я пришлю шофера. Куда ему подъехать?
Она сказала.
— Сейчас тебя подвезти?
— Нет, я еще посижу. Неизвестно, когда вновь смогу побывать на их могиле.
Або понимающе кивнул и удалился. А Маша осталась на кладбище.
Когда она вернулась в дом Ристави, Зураб был там. Хлопотал у плитки.
— Готовлю для тебя пончики, — сообщил он. — Тесто, правда, покупное, но я сам жарю их и посыпаю сахарной пудрой.
Только не пончики! Это их с Дато лакомство.
— Спасибо, Зура, я не хочу есть.
— Маш, ну хотя бы один… — Он расстроился, что естественно. Кому понравится, когда твои старания не просто не оценены, а отвергнуты.
— Я попозже, хорошо? Пока не могу. Не лезет ничего в горло…
— Что-то случилось? — забеспокоился он.
— Нет. Все в порядке. Относительном, конечно. Я с кладбища, расстроена немного…
— Понимаю.
— Я полежу.
— Тебе принести чаю в постель? Ромашкового? Он успокаивает.
— Будь добр, — сказала она, подавив в себе желание заорать: «Да оставь ты меня в покое! Тошнит уже от твоей заботы!»
Скрывшись в детской, она легла на кровать и уставилась в потолок с остатками старинной лепнины. Минуту назад она совершенно отчетливо поняла, что никогда Зураба не полюбит. А если останется с ним — возненавидит. Причем, чем лучше он к ней станет относиться, тем сильнее будет раздражать ее.
Зура принес чай. Маша выпила.
— Ты спать? — спросил он.
— Да.
— Я тоже лягу. — Он покраснел и робко спросил: — Можно с тобой?
— Я и так плохо сплю. А вдвоем неудобно. К тому же тебе завтра рано в университет вставать.
— Ты права.
— Спокойной ночи.
— Спокойной… — Он наклонился и поцеловал ее в щеку, как делал все последние дни. — Все у нас наладится, просто нужно время… И помни, я никогда тебя не брошу.
«Зато я брошу тебя! — ответила ему мысленно Маша. — И совсем скоро!»
