— Да? — Сомнения его не покидали, с некоторой
свирепостью взглянув на меня еще раз, он наконец сказал:
— Проходи.
Я шмыгнула в коридор и, постучав в первую же дверь, толкнула
ее и оказалась в совершенно пустой комнате. По счастью, на двери имелась
щеколда, я заперлась и попробовала отдышаться. На глаза навернулись слезы
отчаяния: неужели ничего не получится? Тут я услышала шаги: кто-то очень крупный
шел по коридору со стороны подвала. Шаги удалялись, а я с сильно бьющимся
сердцем рискнула выглянуть из-за двери. Парень в шортах как раз свернул за
угол. Идти за ним и попробовать добраться до кладовки? Нет, опасно. Я бросилась
в подвал.
Конец веревки был намотан на гвоздь, я уцепилась за веревку
и попробовала подняться. Просто поднять руки было делом нелегким, а повиснуть
на них всей тяжестью тела — почти невыносимым. Сил прибавила мысль о парне в
шортах, который мог вернуться в любую минуту. На мое счастье, шахта не была
слишком большой, и, упираясь в ее стены ногами, я кое-как стала подниматься
наверх. Делать это надлежало тихо, но у меня тихо не получалось. Во-первых, я
громко скрипела зубами, потом стала подвывать, а затем и вовсе в бессилии залилась
горючими слезами. Сделать рывок — умереть от боли, висеть, упираясь ногами в
стену, можно от силы минуту. А там…
— Давай-давай, — тихо сказала я себе. — Ты ж
крутая…
Мне кажется, что на последнем рывке я потеряла сознание, и
потом диву давалась, как это я не свалилась вниз. Однако выбраться из шахты я
сумела и оказалась в кладовке. Первое, что я сделала, укрепила черенок от метлы
на двери и бессильно опустилась на пол. Бок горел. Сунув руку под футболку, я
увидела кровь на пальцах и хотела опять зареветь от жалости к себе, но
неожиданно разозлилась: «Все, кончай ныть и шевели мозгами». Сказать такое было
легче, чем сделать. Для начала я приподнялась и заглянула в проделанную дырку,
чутко прислушиваясь при этом. Веселье, судя по шуму, было в полном разгаре,
чему я от души порадовалась: мой зубовный скрежет вряд ли кто услышал. А вот в
комнате рядом была тишина. Если честно, я не огорчилась, ни на какие серьезные
действия в настоящий момент я была не способна. Привалившись к стене, я
прикрыла глаза, силясь справиться с болью. Она понемногу отпускала, становясь
привычной, ноющей.
Время шло, а в комнате так никто и не появлялся. Я начала
томиться. Наконец в поле моего зрения возникли два парня, а потом и девушка. Ни
тот ни другой нисколько не походили на нужного мне типа с фотографии. В
ближайшие полчаса я смогла убедиться в том, что работа у Верки не сахар, и
очень надеялась, что никому не придет в голову поинтересоваться кладовкой.
Народ сменял друг друга, а Меченого все не было. Я так разволновалась, что едва
не проглядела его.
Он возник передо мной на краткое мгновение и исчез в
комнате. В одиночестве, если я ничего не пропустила. Конечно, долгое время он
там один не будет, следовало поторопиться. А в голове между тем ни одной
стоящей мысли. Трясущимися руками я открыла дверь кладовки, одним махом
преодолела пространство до соседней двери, постучала и сразу вошла.
Стас, или Меченый, сидел в кресле и пил пиво. Поднял голову
и увидел меня. На его лице промелькнуло что-то похожее на удивление.
— Извините, — понизив голос, сказала я. — Я
хотела бы с вами поговорить.
Он молчал секунд тридцать, не меньше.
— Ты ведь не шлюха? — спросил наконец.
— Нет, — ответила я. Он кивнул.
— Значит, тебя зовут Сашкой. Угадал?
— Угадали.
— Проходи, садись. — Он вроде бы вздохнул и
запахнул полотенце. Я осторожно прошла и села на диван, отказываясь верить в
неожиданно нахлынувшее везение. — Ты действительно у Татарина двух парней
пристрелила? — поинтересовался он, приглядываясь ко мне.
— Да, — ответила я. Про убитых ментов он не спросил,
и это наводило на размышления. В дверь стукнули, и она приоткрылась, Стас
махнул рукой, и кто-то торопливо закрыл дверь, а я вздохнула с облегчением и
стала приглядываться к хозяину, а он ко мне.
Стас был довольно рослым и крупным парнем, с широким и
вполне симпатичным лицом, впечатление портил только неприятный шрам на губе: он
придавал его облику зловещий вид, однако глаза были живые и внимательные, а
манеры ничего общего с моими представлениями о бандитах не имели. Был он трезв
или таковым казался, спокоен и сдержан. И мой визит на первый взгляд ничего,
кроме любопытства, у него не вызывал.
Стас меня тоже разглядывал, а потом спросил:
— Чего надо?
— Я подумала, может быть, вы захотите мне
помочь? — сказала я тихо.
— Я? — удивился он. — С какой стати?
Стараясь не делать резких движений, я достала из кармана
фотографию и протянула ему, он взглянул мельком и опять спросил:
— Ну и что?
— По городу нас Татарин гоняет, а не вы. Так?
— Положим.
— Почему? — стараясь быть очень вежливой, задала я
вопрос.
— Потому что меня это не касается, — усмехнулся
Стас, но не убедил.
— Я подумала: судя по фотографии, вы с этим типом
большие друзья, и логичнее попросить о такой услуге вас, не вмешивая в семейное
дело какого-то Татарина. Разве нет?
Стас усмехнулся еще шире, а потом и хохотнул.
— Как видишь, нет.
— Это показалось мне странным, — кивнула я. —
И тогда я подумала вот что. Эти фотографии, если они попадут в руки серьезных
людей, сами по себе еще ничего не значат. Начнется служебное расследование, и
ваше имя всплывет само собой. Я думаю, вы много интересного смогли бы
рассказать о своем приятеле.
— Я тебя понял, — кивнул Стас. — Более того,
ты права. Жизнь моя не стоит и копейки. — Я перевела дыхание, слушая, что
он скажет дальше. — Ты хочешь воевать с ментами? — весело спросил
он. — А я не хочу. Дурацкое это занятие. На их стороне закон, а на моей… в
общем, силы неравные. Они могут задержать меня за ношение пачки сигарет не в
том кармане и пристрелить при попытке к бегству, а вот если я кого пристрелю —
это вышка. Улавливаешь разницу? — Он наклонился ко мне и проронил
предельно серьезно:
— Глупее глупого влезать в ментовские разборки. Поняла?
— Почему разборки? — удивилась я. Он засмеялся, а
потом сказал:
— Потому.
— Значит, вы мне не поможете? — закусив губу,
чтобы не зареветь, спросила я.
— Нет, конечно.
