— А вот этого я знаю. Он у нас тачку мыл. Денис,
помнишь? — Имя Дениса он произносил на английский манер с ударением на
первый слог.
— Помню, — кивнул тот.
— Значит, не эти? — бог знает чему огорчилась
я. — Ладно. Что дальше было, рассказывайте…
— Так ничего не было. Никто не появлялся.
— А милиция?
— Не было никакой милиции, — ответил Вовка. —
Мы б знали…
— Я сама по радио слышала: нас ищут…
— Ну… Только здесь никто не появлялся.
— Она думает, мамка в ментовку заявила, — пояснил
Денис.
Вовка презрительно фыркнул.
— Да она который день не просыхает, до ментовки ей не
дойти.
— Но кто-то ведь заявил, — пожала я плечами. Это
повергло ребят в размышления.
— Ладно, оставим эту загадку на потом, — сказала
я. — Нам надо увидеться с его мамой. Это может быть опасным: в историю мы
влипли неприятную, поэтому осторожность не помешает. Поможете?
— Чего делать? — спросил Вовка.
— Проверить прилегающие к дому дворы. Нет ли там
подозрительных машин, а также не сидят ли где незнакомые типы. Кому-нибудь
придется сходить к маме Дениса, чтоб узнать, одна она в квартире или у нее
гости. Сможете?
— Само собой.
— Мы здесь подождем, — сказала я.
Через полчаса меня заверили, что ничего мало-мальски
подозрительного в округе не наблюдается. Вовка догадался поставить мальчишек на
всех углах по пути к дому, так что, если вдруг ситуация изменится, мы быстро
будем извещены об этом. Матери Дениса дома не оказалось, Вовка лично ходил к
ней, долго звонил, но дверь так и не открыли.
— У тебя ключ есть? — спросила я Дениса.
— Есть. Только чего домой идти, если мамки все равно
нет?
— Одежду взять и записку оставить, чтобы она не
волновалась.
— Да она не волнуется, небось посуду сдавать пошла или
денег стрельнуть…
— Прекрати, — нахмурилась я. — Мы идем к тебе
домой, и ты оставишь маме записку. Понял?
— Понял, — нехотя кивнул он, и мы пошли. Вовка
отправился с нами, он посвистывал, и время от времени откуда-то доносились
ответные трели, но ни одного из разведчиков мне обнаружить не удалось.
Таким образом мы добрались до квартиры, и я на всякий случай
позвонила в дверь. Никто не открыл. Денис извлек ключ из кармана, замок
щелкнул, и мальчишка вошел в темноту прихожей. Впоследствии я очень сожалела,
что позволила ему сделать это. Он шагнул, обо что-то споткнулся и упал, но не
закричал, а вдруг как-то странно пискнул и сразу затих. В этот момент Вовка,
который в чужой квартире ориентировался намного лучше меня, нашел выключатель.
Вспыхнул свет, а я увидела картину, которую не забуду до конца жизни. Поперек
прихожей лежала женщина в одном белье, руки и ноги раскинуты в стороны, взгляд
устремлен в потолк, я не сразу сообразила, что голова ее буквально расколота…
Денис лежал на груди матери: в темноте споткнувшись о ее тело, он не устоял на
ногах. Рука угодила в лужу крови. Он, приподняв голову, смотрел матери в лицо и
трясся мелкой дрожью. Вовка попятился, потом, точно опомнившись, захлопнул
дверь и замер, вытаращив глаза, а я бросилась к Денису. Подняла его и, схватив
за руку, лихорадочно терла детскую ладошку носовым платком, точно самое главное
сейчас было очистить ее от крови; если рука вдруг станет чистой, весь этот
кошмар сам по себе исчезнет и ребенок не будет стоять вот так, сотрясаясь всем
телом.
Мне очень хотелось закричать: громко, пронзительно, чтоб
виски заломило, вместо этого я стиснула зубы, сунула платок в карман и легонько
встряхнула мальчишку за плечи. Он открыл рот, пожевал губами и позвал:
— Мама… мамочка…
Если бы он заплакал или начал биться в истерике, было бы
легче пережить все это, но он стоял, бессмысленно тараща глаза и повторяя:
«Мама… мамочка…», а я хотела умереть сиюминутно и на том самом месте, где стою,
чтобы только не видеть и не слышать всего этого. Вдруг Вовка, издав странный
писк, распахнул дверь и бросился вон. Это сработало как сигнал. С трудом
понимая, что делаю, я схватила Дениса за руку и бросилась следом. Я бежала,
ничего не видя и не слыша вокруг, и тащила за собой мальчишку, точно собачонку
на поводке. Уже в машине заперла двери и, обняв Дениса за плечи, с силой
прижала к себе. Слов я не находила, да и не смогла бы произнести их в тот
момент. Денис все еще дрожал и не плакал, это пугало меня больше всего. Потом
высвободился из моих рук, посмотрел почти спокойно и сказал:
— Они и нас убьют.
— Нет, — ответила я, втайне удивляясь своей
решительности. — Никто нас не убьет. Денис обреченно покачал головой.
— Убьют. Они убили Андрея и убили маму. И нас убьют. И
ничего им за это не будет. Они никого не боятся.
— Еще как боятся, — заверила я. — Они люди,
только очень плохие. И нас с тобой они тоже боятся: тебя и меня.
— Нет, — сказал он и покачал головой. — Они
убили маму и нас убьют…
Я взяла его за плечи и встряхнула довольно грубо.
— Ну-ка, посмотри на меня, — попросила я,
нахмурившись. — И послушай: никто нас не убьет. Твоя мама не знала, что
происходит, и они застали ее врасплох. А мы знаем. Мы будем очень осторожными и
не дадим себя поймать.
Я смотрела в его глаза и молила Бога, чтобы мальчишка
заплакал. Но глаза его были отчаянно сухими, и я, известная плакса и нытик, не
могла выжать из себя ни единой слезинки. Что-то странное происходило со мной в
те минуты: может, спятила я раньше, но это как-то не бросалось в глаза, а в
этот момент что-то в мозгу лопнуло или порвалось, и я перестала быть нормальным
человеком, способным рассуждать здраво, все сместилось, и мир приобрел иную
окраску: в нем преобладали кроваво-красные тона. В общем, я нисколько не
удивилась тому, что произошло впоследствии. А произошло вот что: Денис
высвободился из моих рук, уставился в окно и произнес с горечью:
— Они убили мою маму, а всем все равно.
— Прекрати, — сказала я. — Это не правда.
Тебе не все равно и мне тоже.
— А что мы можем против них? — хмыкнул Денис и
даже покачал головой. Тогда я развернула его к себе и, глядя в глаза, заявила:
— Слушай меня. Мы их найдем. Тех двоих на «Хонде», что
убили твою маму. И посадим в тюрьму.
— Не посадим, — убежденно заявил мальчишка. —
Они менты и никого не боятся. У них все схвачено.
